Кэтлин Эшенберг - В свете луны

– Хорошего вам дня, мистер Кинкейд! – крикнула она.

В ответ мужчина снял шляпу и витиеватым жестом приложил ее к груди, отвесив полупоклон. О Господи, этот вселяющий ужас мужчина отдавал ей честь!.. Она отвернулась от него, но ветер донес до нее его низкий мужественный смех.

Нет, это теплый весенний ветер вызвал дрожь в ее теле. И дрожь эта не имела ничего общего со смехом мужчины или его салютом.

Ройс остановил коня в зарослях деревьев на вершине другого холма. Он сел в тени, скрытый от взора девушки, и наблюдал, как она шумно резвилась в воде с собакой.

Она была очень уязвимой, и ее невольная отрешенность подтвердила это. Он не встречал никого, способного замыкаться в себе так, как она. Он должен контролировать свой голос, разговаривать-с ней не так грубо, иначе она снова замкнется в себе.

А сейчас Аннабель была полна жизни, и ветер доносил до Ройса ее смех. Она либо утонет, либо умрет от переохлаждения. Любой здравомыслящий мужчина вытащил бы ее из таящей опасность воды – за волосы, если придется, – а потом положил бы к себе на колено и вложил в нее немного ума.

Странно, но Ройсу не хотелось делать ни того ни другого. Ее строптивость возбуждала его, так же как ее губы. Особенно нижняя, пухлая. Так хотелось попробовать ее на вкус, К собственному неудовольствию, он едва не потерял над собой контроль.

Внимательно прислушиваясь к каждому звуку, доносящемуся с реки, на случай если Аннабель вдруг оступится и попадет в поток, он склонился к луке седла и оглядел окрестности. «Излучина» и «Старая излучина», охватывающие три тысячи акров холмов по обе стороны реки…

Ройс не солгал, сказав Аннабель, что эти земли ему совсем не нужны. Он сам не знал почему – и не задумывался над этим. Но одному Богу известно, как он любил эту прекрасную землю, раскинувшуюся между горами и морем. Любил безумно. Так, что сжималось сердце, а в глазах закипали слезы.

Он попытался сбежать от силы, которая держала его здесь, уехав на Запад. Но для того лишь, чтобы увидеть другую красоту в величественных Скалистых горах, в бескрайнем небе – и осознать, насколько незначительное место занимает человек во вселенной. Но даже эта красота не смогла убить в нем старую любовь.

Виргиния пленила его, завладев его душой и телом. Может, все дело в истории, которая преследовала ее, как преследуют женщину мысли о покинувшем ее любовнике – шепот прошлого, витающий над ее реками, звуки древних сражений, звучащие в ее лесах. Эта земля, которую он любил, являлась пристанищем для героев и конокрадов, для дальновидных политиков и бесстрашных колонистов и даже для кучки проклятых глупцов.

На память пришли дебаты, в которых он принимал участие в Ричмонде в последнее время. Политические деятели Виргинии склонялись к сохранению союза. Он знал, что их мнение может мгновенно перемениться и что события в Чарлстоне скорее всего будут способствовать этому. Если именно так повернется дело, то земля, к которой он прикипел сердцем, вновь станет полем боя для нации и сгинет в пламени славы.

Плеск и лай на реке неожиданно прекратились, и Ройс вновь устремил туда взгляд. Ни пес, ни девушка не утонули. Пес валялся в грязи, Аннабель привязывала свои ботинки к луке седла. Она взяла Бесс под уздцы, и все трое двинулись вдоль берега. Глядя на эту картину, Ройс не сдержал улыбки.

Жаль, что он не слышал голоса девушки, ее беседы с двумя четвероногими друзьями. Пройдя немного вперед, Аннабель поворачивала обратно, покачивая головой и размахивая руками. Ройс готов был поклясться, что Бесс кивала в ответ, в то время как глупый пес носился вокруг девушки. В жизни слишком мало безобидных удовольствий, поэтому Ройс сидел в своем укрытии еще некоторое время и наблюдал эту идиллическую картину.

Аннабель вышла на залитый солнцем луг и остановилась. Словно экзотичная черная бабочка, она вошла в заросли жонкиля и уже распустившихся колокольчиков. Девушка нарвала букет и побрела по лугу к тому месту, где ее ждала лошадь. Она воткнула несколько цветков в упряжь лошади. Затем наклонилась, воткнула цветы в ошейник пса и отошла, словно оценивая свою работу. Оставшиеся цветы Аннабель прикрепила к волосам.

Она повернулась так, что Ройс смог увидеть ее профиле со слегка вздернутым вверх подбородком и тонкой шеей. Девушка смотрела куда-то вдаль. И на Ройса снизошло неведомое ему доселе умиротворение. Он обрел новую веру – веру, основанную на ее происхождении и родословной, и неожиданно понял, что поступил правильно. Владелица поместья из нее никакая, так же как из него плантатор.

Она родилась на этой земле, сохранит ее в грядущей войне и передаст другому поколению. Она научит своих детей любить эту землю и заботиться о ней. Род продолжится благодаря ей, а не ему.

Девушка опустилась на землю, и солнце позолотило ее длинные волосы. Дворняга устроилась рядом, положив голову ей на колени. Девушка поглаживала пропахшего тиной пса, в то время как ее взгляд был устремлен вдаль. Ройс развернул коня и, пришпорив его, поскакал в поместье. Он уезжал от лесной нимфы и ее подопечных с легкостью в душе, какой уже давно не ощущал.

Ройс остановился перед кузницей, спешился, привязав коня к колышку рядом с дверью, и вошел в маленькое кирпичное сооружение, В нос ударил кисловатый запах раскаленного металла и пота.

Кларенс кивком поприветствовал Ройса, продолжая работать На его скулах играл солнечный луч. Кларенс резко перевернул клещи с зажатым в них железным прутом над огнем, и оба они – Ройс и Кларенс – наблюдали, как он превращается из тускло-красного в ярко-желтый.

Ройс прошел вперед и присел на верстак рядом с кузнечным горном. Ему нравилось смотреть, как работает кузнец. Кларенс был настоящим мастером своего дела.

– Ты нашел время, чтобы надеть новые подковы на Аякса, пока меня не было?

– Подковал этого чистокровного, чтобы ты мог взять его с собой на войну. – Кларенс, прищурившись, смотрел сквозь тусклый дым, выбивающийся из горна. – Но этим только испортишь хорошего коня.

– Это так ты разговариваешь со своим господином?

– А ты разве не слышал? Мистер Линкольн собирается освободить всех нас, никчемных рабов.

– И отправить в Африку. Думаешь, тебе понравится Африка?

Кларенс усмехнулся, и Ройс попытался ответить ему тем же, но его лицо словно окаменело. Противоречивые эмоции наполнили его грудь – гнев и стыд, раздражение и что-то еще более глубокое – родство, о котором оба не говорили вслух, но молча признавали.

Из кузнечных мехов со свистом вырвался воздух, подбросив вверх искры, которые начали лениво опускаться вниз. Кларенс каким-то образом умудрялся посвистывать и улыбаться одновременно. Даже с открытой настежь дверью в маленьком помещении было невыносимо жарко.