Дороти Гарлок - Здесь царствует любовь

Джон Остин все это время стоял у окна, упершись локтями о подоконник и положив подбородок на ладони. Похоже было, что весь разговор он пропустил мимо ушей. Пусть сестра занимается скучными делами. Тем более что она всегда это делает. Куда интереснее наблюдать за улицей, особенно за дракой, которая разгоралась у салуна.

— Выиграет вон тот, усатый, — неожиданно сообщил он.

— Что выиграет, Джон Остин? — переспросила Саммер, довольная уже тем, что тот что-то сказал, и подошла к окну.

Следом за ней последовал Бульдог и выглянул из-за их голов на улицу.

— Нет, он не победит, малыш, — хмыкнул ковбой. — Верх возьмет старина Кэл Харди. Этот сукин сын — настоящий боец. А когда он трезв, то в ловкости ему нет равных. Он двигается как дикая кошка. Да-да, этот ублюдок Кэл драчун из драчунов.

Саммер закусила губу, чтобы не сделать уже готовое сорваться с ее губ замечание. Мимо глаз и ушей брата подобные вещи никогда не проходят! Но что тут поделаешь?

— На этот раз он не выиграет, мистер Бульдог. Тот, второй мужчина, может, и не так силен, но при ударе он весь свой вес переносит на кулак. Кэл же делает много лишних движений. Прыгая вокруг противника, он только сильнее устает. Тот, другой, кажется, вообще не устал и сохранил все свои силы. Видели, как он оперся на одну ногу, когда ударил?

— Разрази меня гром! Ты будто и впрямь что-то понимаешь! — Бульдог хлопнул мальчика по спине. — Похоже, что пришло время, чтобы и этому ублюдку надрали задницу.

— Пожалуйста…

Ковбой был слишком увлечен ходом поединка, чтобы обратить внимание на пытавшуюся что-то сказать Саммер.

— Откуда вы знаете, что мама Кэла не венчалась с его отцом, мистер Бульдог?

— Джон Остин! — решила на этот раз вмешаться порозовевшая девушка.

К способным смутить кого угодно вопросам брата она уже привыкла, но малознакомых людей всегда старалась от них избавить. За Бульдога, однако, можно было не волноваться — он вообще не обратил внимания на вопрос мальчика.

Джон Остин вопросительно взглянул на сестру, недоумевая, чем заслужил ее упрек.

— Ублюдок — это ребенок женщины, которая не имеет мужа, Саммер. Я прочитал это в словаре. Мне просто интересно было узнать, был ли мистер Бульдог знаком с матерью Кэла.

Ничего не ответив, Саммер поправила прядки волос на лбу брата и прижала его голову к груди. Джон Остин всегда отличался необычайной сообразительностью и тягой к знаниям. Уже в три года он знал все названия букв из своей азбуки, мог написать свое имя и красиво рисовал. В пять им были прочитаны все имеющиеся в семье книги и вся печатная продукция, которой можно было разжиться на улице: от выброшенных прохожими газет до объявлений о розыске преступников. А талант братишки к рисованию Саммер окончательно признала, когда тот, впервые увидев поезд, тут же изобразил его во всех подробностях — с паровозом, служебными и пассажирскими вагонами. Способность Джона Остина запоминать мельчайшие детали была поразительна. Зато к другим, более простым для любого другого ребенка вещам он порой бывал совершенно неспособным.

— Ты оказался прав, парень! — Бульдог снял с головы шляпу и стукнул ею о колено. — Кэлу надрали-таки как следует задницу! Может выпендриваться теперь только перед своей женой. Возможно, ненадолго, но развенчали старину.

Джон Остин вновь посмотрел на сестру, и глаза его блеснули. Взрослый мужчина спокойно произносил слова, которые Саммер называла гадкими и утверждала, что воспитанные люди так не говорят. Сестра отвернулась к окну. Мальчик с явной симпатией улыбнулся седому ковбою. Он ему нравился все больше и больше.

— Если бы мы заключили пари, маленький мерзавец, ты бы выиграл мои денежки! Я бы никогда не поставил на того худого парня, — сказал Бульдог. Он отвернулся от окна, и глаза его стали серьезными. — Пора идти. Я скажу Грэвсу, чтобы он принес вам еду. Завтра утром я отвезу вас домой, — добавил он, направляясь к двери.

«Отвезу домой»! Слова эти вновь вернули Саммер в прошлое. Перед мысленным взором промелькнули картины из детства.

Шалаш под развесистым дубом. Веревочные качели с набитым мешком соломы в качестве сиденья. Она старается покрепче обхватить ногами этот мешок, а кто-то раскачивает качели взад-вперед, подталкивая ее в спину. Она то летит вверх, то опускается вниз, и ветерок приятно обдувает лицо. Кто-то говорит, чтобы она крепче держалась. Это тот же голос, который потом произнесет слова: «Ты должна вырасти большой. Тогда я приеду и заберу тебя домой».

Саммер очнулась от воспоминаний и обернулась к стоявшему в дверях ковбою:

— Мы будем готовы.

Скрип закрывающейся двери и стук каблуков по дощатой лестнице она почти не слышала, поскольку тут же метнулась к окну, чтобы повнимательнее взглянуть на человека, еще до прощальных слов Бульдога привлекшего ее внимание. Тот был на прежнем месте — высокий, но не слишком плотного телосложения мужчина, прислонившийся спиной к стене гостиницы. Было в нем нечто, что вызывало интерес Саммер. Сама того не желая, она не могла оторвать от него глаз, сразу выделив его из толпы зевак, наблюдавших за дракой. Пожалуй, он был единственным человеком на всей улице, который не глазел на потасовку, а спокойно стоял, прикуривая сигарету. Шляпа незнакомца была низко надвинута на лоб, и девушка могла видеть лишь вспыхнувший огонек спички в его руках.

Саммер продолжала наблюдать. Мужчина отошел от стены и перешел на другую сторону улицы. О, как он шел! Будто все, что его окружало, принадлежало только ему! Появившийся, из дверей гостиницы Бульдог направился прямо к нему и что-то стал говорить. Высокий мужчина стоял молча, подняв голову, и, казалось, внимательно слушал. Бульдог указал рукой на окна верхнего этажа гостиницы. Незнакомец стоял как вкопанный, даже не повернув головы в указанном направлении. В конце концов они вместе пошли по улице. Немного смешно было смотреть, как маленький Бульдог семенит ногами, подстраиваясь под шаги высокого незнакомца.

Когда они исчезли из виду, Саммер вдруг ощутила беспокойство. Девушке почему-то показалось, что должно непременно что-то произойти, нет, это не было связано с ее будущей жизнью на собственном участке. Предчувствие говорило о чем-то другом, совсем новом и неведомом для нее.

Джон Остин стоял на прежнем месте, облокотившись о подоконник, и, казалось, забыл обо всем, кроме открывшегося из окна вида улицы с ее шумом и непривычными запахами. Саммер заканчивала умываться, когда поняла, что тоже прислушивается к каким-то периодически повторяющимся, чуть слышным звукам. Замерев, девушка повернула голову к той стене гостиничного номера, из-за которой они, судя по всему, доносились.