Дороти Гарлок - Ветер надежды

Сам же Кейн буквально скорчился в седле от пронзительных, режущих болей в желудке. С момента отъезда из Доджа боль дала ему передышку, лишь изредка напоминая о себе. Он даже поверил, что его болячка, что бы это ни было, сама собой прошла. Этой ночью перед рассветом он съел банку консервированных персиков, не желая терять время на приготовление завтрака. Проклятые персики, должно быть, были испорчены – желудок никак не соглашался переварить их.

Он свернул к реке и в конце звериной тропы к водопою обнаружил громадные валуны и густой кустарник. Он сполз с лошади и сел на камень, ожидая, когда боль наконец отпустит. Теплое солнце приятно согревало спину. Так он и сидел, гадая, сообразила ли наконец Ванесса, что едва не подставила его под пулю сегодня утром. Кейн жутко разозлился на нее тогда: ее непокорность дорого могла ему обойтись. Стоило ему моргнуть, и полукровка бы тут же выстрелил. А Джон Виснер – опытный, понимает что к чему, подумал Кейн. Если бы дело дошло до схватки между ним и полукровкой, Джон не спустил бы с толстяка и блондина глаз. Ванесса обострила ситуацию до предела, и толстяку не повезло.

Новые спазмы оборвали его мысли о Ванессе. Кейн никогда всерьез не болел и никак не мог свыкнуться с этой растекающейся по телу слабостью. Он прекрасно обошелся бы и без нее. Ведь предстоит еще очень долгий путь.

Новый приступ совсем обессилил его. Он упал на колени, и его стошнило. Когда он наконец открыл глаза, то заметил на траве собственную кровь. Ужас овладел им. Он вспомнил крошечный городок в Аризоне, где был помощником шерифа, и самого шерифа, который умирал от рака желудка. Страдал он невыносимо и тоже рвал с кровью. У Кейна выступил холодный пот на лбу. Христос всемогущий! Неужели и ему выпала доля умирать день за днем, медленно и мучительно, растрачивая последние силы на крики и стоны? Врагу не пожелаешь столь медленной и мучительной смерти посреди этих диких земель, где никому нет до тебя дела.

Кейн немного посидел, и резь в желудке слегка притупилась, а потом и вовсе исчезла. Он вспомнил доктора из Канзаса, который осматривал его. Может быть, он понял, что у Кейна рак, но не осмелился сказать правду? Нет, не похоже, скорее всего молодой врач не понял, чем болен Кейн, но считал себя обязанным сказать хоть что-то, чтобы с чистой совестью получить с клиента деньги за прием.

Он подумал, не стоит ли поехать на восток и обратиться еще к другому врачу, но снова вспомнил шерифа. Тот тратил последние силы на поездки ко всем врачам в радиусе пятисот миль. Одни доктора убеждали его, что его боли – результат потребления местной воды, другие утверждали, что кто-то систематически подсыпает ему отраву. Один эскулап вообще сказал, что виной всему почки, и продал ему десять пузырьков средства для их лечения. В конце концов старый армейский доктор нашел у него рак и сказал, что ни один врач ему уже не поможет и он скоро умрет.

Проходили часы, и Кейн почти свыкся с печальной перспективой. Он решил, что не станет изводить себя и докторов поисками какого-нибудь чудодейственного средства. Он старательно вспомнил все, что рассказывал ему умирающий шериф о своей болезни. Симптомы тютелька в тютельку походили на то, что переживал он сам. Интересно, сколько же ему еще отмерено жизни? Недели? Месяцы?

Будем надеяться, у него хватит времени, чтобы добраться до Джанкшен-Сити. Он повидается с Купером и Гриффином и сделает все, что в таких случаях полагается, с домом и принадлежащей ему землей. Он хотел быть уверен, что его наследство не попадет в жадные руки Дэллы или Клейхилла.

Дэлла будет лишь счастлива узнать, что он разорен. Когда они виделись в последний раз, она металась в ярости по комнате и проклинала его за то, что он отказывался дать ей денег на поездку в Европу. Она божилась, что отдаст ему долг, как только получит наследство после смерти Клейхилла. Он не жадничал, а просто не хотел иметь никаких дел с сестрой. Дэлле было наплевать на него. Он припомнил все случаи, когда она обижала мать, а это происходило постоянно с той самой минуты, как она осознала разницу между женщиной и мужчиной. Он давным-давно понял, что Дэлла самозабвенно любила мужчин и любви своей не скрывала. Ей не было знакомо понятие совести, она брала от жизни то, что хотела, не важно, через кого при этом приходилось переступить.

Мысли Кейна снова вернулись к Ванессе. Она пробудила в нем нечто, чего не удавалось до сих пор ни одной другой женщине. Каким-то образом ей удалось проникнуть в его сердце и не давать ему покоя, держа в постоянном напряжении. А какими чистыми и ясными казались ее ведьмовские глаза, когда она смотрела на него! Как пьяняще грациозна она была! Ему нравился и гордо приподнятый подбородок, и свет голубых глаз. В Ванессе чувствовалась порода, этакое врожденное благородство, подчеркнутое стройностью фигуры и утонченной красотой лица. Невероятная женственность в сочетании с таким темпераментом! Ну почему он не встретил такую женщину раньше? Например, лет пять тому назад? А теперь поздно.

Он вспомнил Генри. Что-то казалось ему неуловимо знакомым в этом парне. Как будто он видел его раньше. Но ведь этого не может быть, так ведь? Кейн ни разу в жизни не бывал в Спрингфилде или его окрестностях. Генри было что-то около двадцати, не больше, люди таких зовут тугодумами. Он ие был ненормальным, в этом Кейн был абсолютно уверен. Ведь он выполнил этим утром все его указания в отличие от своей своевольной кузины. Миссис Хилл и Ванесса просто чрезмерно опекали его, и он так и не развился в полной мере, не научился взваливать на себя ответственность, как полагается взрослому мужчине. Неужели не нашлось никого, кто бы научил рослого, здорового парня стрелять из ружья и драться? Ни один мужчина не должен переживать унижение от того, что просто не умеет дать сдачи.

Вот же дьявольщина, подумал он, как некстати эти боли! Сразу после разговора с миссис Хилл у него созрела мысль, что он проводит их до Денвера. Сам-то он не собирался заезжать в Денвер, а хотел проехать севернее, прямо в Грили, а уж оттуда – в Джанкшен-Сити. Так было короче, но этот маршрут пользовался дурной славой, поскольку был небезопасен для белых. А все потому, что проходил мимо Сэнд-Крика, где печально известный полковник Чивингтон истребил сотни индейцев: стариков, женщин, детей. Теперь ему придется заехать в Денвер, чтобы навестить врача и получить от него запас настойки опиума, которая не дает сойти с ума от невыносимой боли.

Кейн и сам дивился своему спокойствию и способности хладнокровно рассуждать. Он никогда не задумывался о смерти, но и не любил загадывать наперед. Побывав несколько раз в смертельно опасных переделках, когда пришлось убивать, поскольку не было иного выхода, он по возможности избегал неприятностей. Он никогда не нападал первым, если его к этому не вынуждали. В общем, жил, как умел, был одиноким волком, имел несколько друзей, раскиданных по разным концам страны, и никогда не задерживался на одном месте настолько, чтобы успеть пустить корни. А теперь вдруг Кейн поразился пустоте собственной жизни. Мать была единственной женщиной, искренне любившей его, но она прожила совсем недолго после того, как вышла замуж за Адама Клейхилла и переехала с ним на Запад.