Амелия Грей - Намек на соблазнение

– Можете начать с возвращения моей лошади.

– О, ну это само собой разумеется. Я поместила вашего жеребца в небольшую частную конюшню, где ему обеспечен отличный уход. Наверное, я должна вернуть его вам завтра утром.

Джон почувствовал, как дрогнули уголки его губ, когда в голову ему пришла одна интересная мысль. Такого захватывающего плана у него давно не возникало.

– Это меня вполне бы устроило, – ответил он.

– Замечательно.

Она улыбнулась ему, и впервые в жизни Джон почувствовал, что его сердце затрепетало. Он до конца не понимал своего отношения к ней. Он любил женщин. Он находил их захватывающими, желанными, и ему нравилось быть с ними, но его чувства к этой девушке были совершенно другими, и это увлекало и в то же самое время беспокоило его.

– Когда и куда я должна доставить вашего скакуна? – спросила она.

Джон широко улыбнулся.

Его охватило чувство победной уверенности, и он полностью расслабился. Имелись достаточно веские причины, почему более десяти лет он был одним из членов имеющей дурную репутацию «скандальной троицы», И почему теперь он стал одним из «скандальной парочки», каждый шаг которой смаковался на страницах бульварных газет.

– Куда? В Гайд-парк. Когда? Завтра перед рассветом. Теперь наступила ее очередь изумляться.

– Вы шутите, сэр!

– Нет, мисс Рейнольдс, не шучу, самое место, где мы с вами встретились и где вы меня покинули сегодня утром. Точно так же. Одна.

Ее глаза впервые гневно засверкали, и впервые она сделала шаг назад. Наконец-то он смог пробить броню ее невозмутимости.

– Это было бы безумием. Я ведь даже не знаю вашего имени.

Он сложил руки на груди. Казалось, что, если он что-то не сделает со своими руками, он просто прижмет ее к себе и поцелует в эти восхитительные губы.

Джон склонился в полупоклоне и, улыбнувшись, произнес:

– Меня зовут Чатуин.

Джон увидел, как ее глаза округлились в изумлении.

– Тот самый граф? – спросила она.

Он не слишком много знал о ней, но ясно было, что она о нем наслышана.

– Возможно, не «тот самый», но определенно граф.

– Так вы один из той «скандальной троицы», о которой я так много слышала.

Он пожал плечами:

– Да, я удостоился чести носить этот сомнительный титул. Хотя полагаю, что теперь почти все в Лондоне считают меня одним из «скандальной парочки».

Кэтрин попыталась возмутиться, но в ее голосе не слышалось подлинного негодования.

– Вы говорите об этом так, словно считаете это почетным званием.

– Возможно. И не похоже, чтобы мне в ближайшее время грозила потеря этого звания.

–Звучит так, словно вы к этому не очень-то и стремитесь.

– Не могу сетовать. Это сослужило мне неплохую службу.

Мисс Рейнольдс сделала еще один шаг назад.

– И вы, несомненно, отдаете себе отчет в том, что если меня застанут в парке наедине с вами, моя репутация будет погублена.

– Признаю… если застанут.

Кэтрин открыла рот, чтобы немедленно ответить отказом, но по какой-то необъяснимой причине она пошла против здравого смысла и, уклонившись от прямого ответа, сказала:

– Вы ведь не можете всерьез предлагать мне встретиться с вами наедине на рассвете?

На его сочных губах, словно нехотя, появилась легкая полуулыбка, а в глазах заиграли озорные огоньки.

– Именно это я и предлагаю.

– Сэр, вы не джентльмен.

– Каюсь.

Какой может выглядеть таким обаятельным и в то же время предлагать ей совершить столь неприличный поступок?

– Настоящий джентльмен не обратился бы с таким предложением к даме.

– Несомненно, обратился бы. Тайные свидания назначаются постоянно. Но поскольку они тайные, о них просто не знают.

–Но там, где я выросла, так никто и никогда не поступает.

– В самом деле? Позвольте заметить, что сегодня утром вы были в парке одна.

– Нет. – Она качнула головой, потом остановилась. – Вернее, да. Я была одна, когда вы меня встретили, но в парке я была не одна. Со мной была моя сводная сестра миссис Виктория Густри.

Его брови дрогнули, и на лице появилось выражение недоверия.

– Я знаком с миссис Густри. Уверен, что я заметил бы ее, если бы она была с вами, мисс Рейнольдс. Вы были совершенно одна.

Кэтрин сделала глубокий вдох и обвела взглядом коридор, чтобы убедиться, что их конфиденциальный разговор не привлекает внимания. Пока, казалось, никто не обращал на них внимания. Но Кэтрин боялась, что в любой момент может появиться Виктория, которой, безусловно, не понравится, что сестра беседует с лордом Чатуином в сумраке полуосвещенного коридора.

– Послушайте, возможно, я не слишком складно все объясняю. Виктории не было со мной в тот момент, когда я встретилась с вами, потому что наш слуга покалечил ногу, и ей пришлось остаться с ним. Я скакала за коляской для них, когда вы почти столкнулись со мной.

Выражение недоверия сменилось озабоченностью.

– Если вам нужна была помощь, почему же вы не сказали мне и не позволили вам помочь?

Она вновь глубоко вздохнула и вновь обвела взглядом коридор. И он, наконец, понял.

– Я пообещала Виктории не останавливаться и тем более ни с кем не разговаривать, мне не хотелось огорчать ее, вернувшись в сопровождении незнакомца. К счастью, нам удалось усадить нашего слугу в коляску и благополучно доставить его домой.

– Но я мог вам помочь.

– Я не хотела прибегать к вашей помощи.

– Но вы все же ею воспользовались, взяв моего коня.

Кэтрин приоткрыла рот, словно ей стало трудно дышать. Она пыталась оставаться невозмутимой, но это становилось все труднее.

– Я взяла вашу лошадь на время. Виктория весьма щепетильна в вопросах, касающихся правил хорошего тона, и она строго-настрого запретила мне останавливаться. Не было нужды прибегать к вашей помощи, и, кроме того, мне не хотелось, чтобы сестра узнала, что я разговаривала с вами.

– Но она, несомненно, могла бы принять во внимание сложившиеся обстоятельства.

– Вы говорите, что знакомы с Викторией Густри, но вы определенно не знаете ее.

– Она ваш опекун на время этого сезона?

–Да.

– Ваши родители скончались?

Кэтрин кивнула.

– И сейчас Вики была бы очень недовольна, если бы узнала, что я разговариваю с вами, так как нас не представили друг другу должным образом. Еще раз скажу, она чрезвычайно строга во всем, что касается этикета.

Джон скользнул взглядом по ее лицу, задержался на губах, затем вновь поднялся к глазам. Дерзость этого оценивающего взгляда сладким предчувствием отозвалась в ней, и по всему телу, от груди до пальцев ног, пробежал трепет понимания.

Боже милостивый! Она никогда не испытывала такого замечательного чувства. Что же есть в нем такого, что заставляет ее тело реагировать на этого человека совершенно не так, как на других знакомых ей мужчин?