Мэри Грин - Поцелуй любовника

– Я сама могу о себе позаботиться, – пробормотала она еле слышно.

Сердце его сжалось: он догадался, что она плачет, но старается этого не показывать. И он решил сделать вид, что ничего не заметил.

– В Лондоне небезопасно, я уже устал тебе это повторять.

– Не думаю, что людская злоба и ненависть подстерегают человека только в Лондоне. Мне знакомы чувства униженных и разочарованных в жизни людей.

Он расхохотался.

– Разочарованных? Вы сама наивность, миледи Загадка. Люди в этом городе не страдают от разочарований и утрат. Они преспокойно убивают друг друга, чтобы выжить.

Она сняла с таганка сковородку.

– Они страдают от несправедливости и поэтому вымещают зло на других. Это мне знакомо. Всю свою жизнь я была свидетелем жестокости… не по отношению к себе, но к близким мне людям.

Ее слова болью отозвались в его душе, и легкомысленное замечание замерло у него на устах. Он тяжело вздохнул, вдруг припомнив картины детства, полные лишений и невзгод. Эти воспоминания до сих пор терзали его сердце.

– Борьба за выживание – единственный закон в этом городе, – произнес он наконец. – Сомневаюсь, что тебе приходилось каждый день сталкиваться с такой проблемой. – Он взглянул на бекон с подгоревшими краями, который она сняла со сковородки и переложила в оловянную тарелку. – Судя по всему, твоя жизнь обошлась без потрясений.

– Пусть так, но я видел а достаточно горя, чтобы понять, что зло живет повсюду – и во дворцах, и в хижинах. Дома оставаться мне так же небезопасно, как и здесь. – Она бросила на него печальный взгляд.

У него перехватило дыхание – такими грустными были ее глаза. Ясно, что ей много пришлось пережить, несмотря на юный возраст.

– Могу я спросить, что с тобой произошло? Что заставило тебя бежать ночью одной, без охраны?

Она со стуком поставила перед ним тарелку и подтолкнула к нему буханку.

– Вот, пожалуйста. Твой завтрак готов.

Он взглянул на кусочки бекона, свернувшиеся в трубочку и подгоревшие С краев, и уже готов был отказаться, но потом передумал и взял у нее нож, который она отдала весьма неохотно.

– Дайка сюда. Я хочу порезать мясо. И как насчет яичницы? Я предпочитаю поджаристую.

– Перестань командовать! – вскипела она.

– Твой угрюмый вид невольно провоцирует меня на грубость, – пояснил он с недовольной гримасой. – Если бы ты была со мной поласковей, я бы вел себя более вежливо и предупредительно.

– Не желаю растрачивать любезности на преступников! – огрызнулась она и, резко повернувшись, схватила со стола яйцо. Оно выскользнуло у нее из пальцев, упало на пол и разбилось. Вспыхнув от смущения, она выдохнула: – О черт!

– Вот выражение, достойное добропорядочной леди, – съязвил он, нарезая бекон мелкими кусочками. Затем принялся за еду, запивая обуглившееся мясо элем. – Подумай, сколько труда положила курица, чтобы произвести на свет это яичко.

– Мне надоело терпеть твои издевательства.

– Ты злишься, потому что не привыкла прислуживать. Должно быть, это сильно ранит твою гордость.

– Ничего ты обо мне не знаешь.

– Я знаю, что ты бежала от какойто опасности, и догадываюсь, что твой побег был плохо спланирован. Дамы твоего круга обычно не путешествуют без чемоданов с вещами…

– Откуда ты знаешь, взяла ли я вещи? Мои чемоданы едут в другой карете вместе со служанкой, у которой находится и шкатулка с деньгами.

– Чтото не верится. – Он указал на ее руку: – У тебя палец в яйце.

Она поспешно слизала желток. Взглянув на ее смущенное лицо, он несколько смягчился.

– Твой секрет я никому не выдам. Я умею хранить и свои, и чужие тайны.

– Это не имеет значения. Мой секрет все равно останется секретом, а егото ты и не знаешь. – Она взяла другое яйцо, и слезы потекли по ее щекам. Она не всхлипывала, просто беззвучно плакала, и ему стало ее жаль.

Он встал.

– Давай покажу, как жарить яичницу, – произнес он дрогнувшим голосом. Не дожидаясь ответа, он взял сковородку и яйцо и подошел к очагу. Поставив сковородку на таганок, он подождал, пока растопится жир, и разбил яйцо, которое сразу же растеклось по дну. – Вот. Совсем несложно, только научись разбивать скорлупу.

Она понуро стояла рядом, устремив невидящий взгляд на огонь. Он взял у нее полотенце и вытер ей щеки.

– Это яйцо я поджарил для тебя, – пояснил он грубовато.

– Ты положишь его прямо со сковородки мне на голую руку? – спросила она еле слышно.

Он удивленно рассмеялся.

– Нет! Я не способен на такую жестокость.

– А мой отец поступил так с моей матерью. У нее остался круглый ожог на руке, и ей приходилось носить длинные рукава, но теперь ее страдания закончились. Она умерла, а скоро умру и я.

Ник содрогнулся – от ее слов повеяло могильным холодом, а в глазах застыли ужас и ненависть. Наверное, она решила, что он будет подвергать ее таким же пыткам. Но он ни разу не поднимал руку на женщину, хотя знал, что многие мужчины избивают своих жен.

– Ты не умрешь, пока ты под моей крышей, – пообещал он, поклявшись себе, что будет защищать ее до последнего вздоха. Он всегда был врагом жестокости и несправедливости.

Он убьет Серину, эту пронырливую сучку, как только она попадется ему в руки.

Сэр Лютер Хиллиард до боли стиснул кулаки. Злоба клокотала в нем, как кипящее масло, пока облепленный грязью экипаж катил по ночной дороге. Дьявол, он просто ждет не дождется, когда наконец схватит ее за горло и будет душить, пока в глазах ее не потухнет этот дерзкий огонь. Она с детства недолюбливала его – он чувствовал это, когда приезжал в ХайКресент. Ее презрительный холодный взгляд действовал ему на нервы. Довольно, больше он терпеть не намерен.

Она последует за своим отцом, как только он ее найдет.

И сэр Лютер принялся лихорадочно обдумывать план действий, по мере того как экипаж приближался к Лондону. Она не сможет прятаться вечно.

Во сне Серина со всеми попрощалась и даже обняла напоследок мальчикаконюха. Он заплакал: «Не уезжайте». И все стали упрашивать ее остаться, но она твердо решила ехать. Иного выхода нет. Позади только ужас и лужа крови, застывшая на полу. Яростные крики и лица, искаженные злобой.

Страх окатил ее ледяной волной. Застыв как соляной столп, она не могла оторвать взгляд от жуткой картины. Пальцы ее машинально вцепились в бархатную портьеру, и она подумала, что нежный бархат никак не сочетается с убийством и жестокостью. В ушах ее прозвучал безумный вопль, и она резко открыла глаза.

Она лежала в темноте, окоченев от страха, а перед ее глазами проносились призраки прошлого – смерть отца, ее поспешное бегство. С улицы доносился голос ночного сторожа: «Три часа ночи. Все спокойно».

Ложь, подумала она. Спокойствие – всего лишь маска. Насилие и жестокость всегда рядом, и они готовы поглотить тебя. Не стоит пытаться их обнаружить – лучше делать вид, что их нет.