Джо Гудмэн - В сердце моем навсегда

— Если ты помнишь, отец тоже был не в восторге от ее решения. — Мойра положила ладонь на перебирающие волосы пальцы Мэгги. — Ты получила образование, дорогая. Четыре года учебы и диплом, так же, как и сестры. Это больше того, что позволяет дочерям большинство мужчин, занимающих то же положение, что и твой отец. Если тебе хочется еще большего, то ты должна рассчитывать только на себя и не ждать помощи от Джея Мака.

— У меня есть сбережения. А остальное заработаю. Это меня не пугает. Но, мама, я хочу делать это с твоего благословения. Твоего и Джея Мака. Ты думаешь, я не смогу? В этом дело?

Мойра покачала головой и сжала руку Мэгги:

— Мы с отцом уже давно говорим об этом, еще с тех пор, как ты сообщила о своем желании. Никто из нас не сомневается в твоих способностях. Даже не думай. Мы сомневаемся в том, сможешь ли ты себя обеспечить. Нет, выслушай меня. Наверное, ты думала об этом. Кто к тебе обратится? Кто возьмет тебя на практику? Ты всегда будешь страдать от того, что могла бы многое сделать для других, но лишена такой возможности. Вот что беспокоит твоего отца, и, если быть честной, меня это беспокоит тоже.

Мэгги вовсе не это хотелось услышать. Спазм, постоянно сжимавший ее желудок, стал еще сильнее.

— Поэтому я должна выйти замуж.

— Нет, если тебе этого не хочется. — Мойра глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. Убрав руку, она повернулась лицом к дочери, чтобы хорошо видеть ее. — Ведь у тебя нет никакой причины считать, что замужество тебе необходимо?

Мэгги нахмурила брови. Склонила голову к плечу, что подчеркивало раскосый разрез ее глаз.

— Ты хочешь сказать — другой причины, помимо настойчивости Джея Мака?

— Другой причины.

— Не уверена, что хорошо понимаю. Почему ты… — Голос ее замер, лицо прояснилось, а рот слегка приоткрылся. — Потому что я упала в обморок? О мама! Как ты могла? Так вот что вы с Джеем Маком подумали! Что я ношу ребенка?

— Нам это приходило в голову, — честно призналась Мойра. Она не отводила глаз, чувствуя, что дочь заслужила прямой ответ. — Ты в последнее время была такой тихой. Я даже не уверена, когда мы впервые обратили на это внимание — возможно, полтора месяца назад. Мы тревожились, Мэгги, мы волновались. Ты бы сказала нам, правда, если бы была беременна?

Что-то удержало Мэгги от ответа на этот вопрос. Она ответила на другой:

— Я не беременна.

— А могла забеременеть?

— Непорочное зачатие?

— Не богохульствуй.

— Извини.

Мойра вздохнула:

— И ты меня извини, Мэгги. Мне очень жаль, что пришлось задать тебе этот вопрос. Я глубоко сожалею, что не доверяла твоему здравому смыслу. — Она наклонилась к Мэгги и поцеловала дочь в лоб. — А теперь ложись спать. Пусть сегодняшний вечер останется позади.

Мэгги схватила мать за руку, прежде чем та поднялась.

— Ты когда-нибудь жалела о том, что вырастила всех нас одна?

— Ты так думаешь? Что я растила вас одна? Это неправда, Мэгги. Ваш отец всегда был со мной, даже когда был со своей женой. Возможно, он видел вас даже чаще, чел; если бы жил все эти годы с вами под одной крышей. Каждую свободную минуту он проводил с нами. Никогда не забывай об этом. Знай, Мэри Маргарет: я не испытываю никаких сожалений по поводу своей жизни с твоим отцом. Никаких. Ты думаешь, твои родители были в тебе разочарованы?

— Они уже умерли к тому времени, когда я встретилась с Джеем Маком, но полагаю, они были бы глубоко разочарованы моим выбором.

Мэгги только кивнула, задумавшись. И отпустила руку матери.

— Спокойной ночи.

Мойра улыбнулась. Она постояла еще секунду, глядя, как Мэгги повернулась на бок и натянула на плечи одеяло. Затем погасила лампу у кровати и вышла из комнаты. Тревога ее уменьшилась лишь на чуть-чуть, чем тогда, когда она вошла в эту комнату.

Прошло много времени, прежде чем Мэгги погрузилась в сон. В глубине ее сознания сидели слова, которыми обозвал ее Коннор. Воровка. Шлюха. То, что, по его словам, она совершила: раздвинула бедра, ползала по его телу, целовала его. Он злой человек. Неуравновешенный, психически нездоровый человек.

Но Мэри Маргарет Дэннехи спала бы спокойнее, если бы могла вспомнить те восемь часов ночью 24 марта.

Коннор Холидей стоял, прислонившись к гранитным плитам портика Уорт-Билдинга. Поза его была небрежной, нога за ногу, руки он скрестил на груди. Вид у него был такой, словно он разглядывал поток прохожих на Бродвее, наблюдая за целеустремленными обитателями Нью-Йорка, спешащими по своим делам. В другое время он бы посчитал такое занятие даже забавным. Теперь же на улице, кишащей людьми, у каждого из которых свои цели и заботы, Коннор Холидей остался в одиночестве.

Она не хочет выйти за него замуж. Эти слова снова всплывали в его памяти. Иногда их произносил голос Джея Мака, иногда он словно бы слышал хрипловатый, мелодичный голос Мэгги. Она не желает его видеть. Не хочет иметь с ним ничего общего.

Результат разговора с Джеем Маком не явился для него совершенной неожиданностью. Коннор ожидал, что у Мэгги Дэннехи будут возражения. Но не был готов к тому, что Джей Мак, затеявший все это, теперь использовал эти события для достижения совсем другого результата. Он намеревался считаться с возражениями Мэгги. Коннор пытался понять, передала ли Мэгги отцу содержание их разговора в библиотеке или причиной всему являются обстоятельства их первой встречи.

Он покачал головой. Невозможно было представить Мэгги, пересказывающую свои поступки или его обвинения Джею Маку. Коннор не представлял себе, как при этом он мог все еще оставаться в живых. И все же не отказался бы ни от одного сказанного слова. Все это было правдой. Он очень хорошо помнил тот вечер в заведении миссис Холл, пусть даже Мэгги Дэннехи притворяется, что не помнит; и также не отказался бы почти ни от чего из того, что там произошло.

Коннор оттолкнулся от гранитной стены и сунул руки в карманы. Ему необходимо знать больше. Если он собирается получить назад то, что задолжала ему дочь Джея Мака, ему необходимо знать несколько больше, чем сейчас.

Спускаясь по ступенькам Уорт-Билдинга, поворачивая за угол на Энн-стрит, Коннор не совсем ясно представлял себе, куда направляется. У него все еще не было уверенности в том, где и как получить ответы на свои вопросы. Он счел бы, что идет без определенной цели, в произвольном направлении, и тем не менее через двадцать минут прогулки Коннор очутился в районе красных фонарей.

Как правило, до полудня Лиза Антония Холл не принимала посетителей. Девушки обычно еще спали, да и она не всегда была в лучшей форме. Она сделала исключение, когда Сэмюэль сообщил ей, кто ждет в фойе. Появление Коннора Холидея предвещало неприятности. Невозможно было надеяться, что он больше не появится у нее.