Патриция Хэган - Любовь и война

И тут же в памяти всплыла Нэнси Уоррен, постоянно крутившаяся возле Коллинза. Резко вскинув голову, Китти открыто спросила:

– А как же Нэнси Уоррен? Неужели она покинула тебя и ты срочно ищешь ей замену?

– Ну почему ты так любишь упрямиться? – Он легонько встряхнул девушку за плечи. – Неужели ты до сих пор не поняла, что только о тебе я мечтал все эти годы? Меня останавливало лишь одно – страх оказаться отвергнутым. Кэтрин, поверь наконец, что ни к одной девушке я еще не испытывал таких чувств!

Она нерешительно высвободилась из его рук и подошла к окну. Натан последовал за ней. Во дворе расхаживало несколько цыплят, негромко перекликавшихся между собой.

– А твоя семья? – спросила Китти. – Разве они позволят тебе ухаживать за мною, Натан?

Он резко развернул ее лицом к себе, так что она ощутила на щеках его разгоряченное дыхание.

– Ты так прекрасна… я так давно мечтал об этом…

И он припал к ее губам – сначала нежно и нерешительно, а потом все более страстно и требовательно. Его руки невольно обвились вокруг ее талии, и они замерли, тесно прижавшись друг к другу. Китти затрепетала от проснувшегося желания. Когда-то в детстве ей приходилось целоваться украдкой со знакомыми мальчишками, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что испытывала она сейчас, – каждая клетка ее тела ожила, переполненная незнакомыми, но восхитительными ощущениями.

Неожиданно тишину нарушил чей-то смешок. Молодые люди отпрянули друг от друга. Китти обернулась и поняла, в чем дело, – один из ребятишек Джекоба спрыгнул с сеновала под крышей коровника и поспешно скрылся в глубине двора.

Они снова остались вдвоем. Натан потянулся было к Китти, но она отстранилась, прошептав:

– Мы не должны…

– Неправда, очень даже должны, – возразил молодой человек, прижимая ее к себе. – О, Кэтрин, как долго я желал этого! Признайся, дорогая, что ты сейчас испытываешь те же чувства. Я ведь помню, как ты смотрела на меня в церкви. Скажи скорее, что ты придешь к нам на барбекю! Разве теперь, когда в нас проснулись эти чувства, мы можем разлучаться?

– Хорошо, я поговорю с отцом, – пробормотала наконец Китти.

– И необязательно упоминать про то, что там будет мистер Эдвардс.

– Скорее всего, отец уже об этом знает. Он в курсе всех событий в штате.

– И он запретит тебе принять приглашение?

– Нет, мне предоставлено право самой принимать решения, – покачала она головой.

Натан с облегчением перевел дух и почтительно спросил:

– А ты очень дружна с отцом, верно?

– Да. Я люблю его, Натан. Понимаешь, мы с мамой… – она нерешительно замялась, прежде чем продолжить, – на многие вещи смотрим по-разному и оттого частенько ссоримся. А она винит в этом отца, утверждая, что он неправильно воспитал меня. Но это неправда! Я сама считаю, что имею право высказывать собственное мнение и жить так, как хочется мне самой… а не по чужой указке.

В его сияющих глазах отразилось удовольствие – похоже, ему нравились крамольные речи, исходившие из уст юной леди.

– Кэтрин Райт, на свете нет второй такой девушки, как ты! Такой независимой и свободолюбивой. Наверное, оттого ты и кажешься столь очаровательной! И я был бы рад стать тем мужчиной, которому выпадет честь укротить твой непокорный дух.

– Полагаешь, меня можно укротить? – поддразнила Китти.

– Этот вопрос мучает меня с того самого дня, когда ты посадила в лужу Джеймса Фримена. Так ты придешь или нет на барбекю? – напомнил о своем приглашении Натан.

Повинуясь велению сердца, она чуть было не сказала «да», но вовремя вспомнила, что ей нечего надеть.

– Натан, твое приглашение очень обрадовало меня, и принять его я сочла бы за честь, вот только у меня нет подходящего к случаю наряда!

У Китти было лишь голубое муслиновое платье, в котором она ходила по воскресеньям в церковь. Остальной гардероб состоял из старых отцовских рубашек и штанов, которые девушка перешила на свой рост.

– Прости, – смахнув невольные слезы, прошептала она. – Но это правда.

– Это не имеет никакого значения. Хотя я знаю, что девушки думают иначе. Послушай-ка, моя сестра Аделия сейчас находится в частной школе, а ее гардероб набит бальными платьями, половину из которых она так и не надевала.

Китти польстила такая забота, однако она подумала, как будет оскорблен отец, если узнает, что она пошла в гости в чужом платье. Кроме того, девушка была уверена, что мать расшибется в лепешку, чтобы раздобыть дочери подходящий наряд, узнав, что дочь приглашена на обед к самим Коллинзам.

– Натан, через несколько дней я дам тебе окончательный ответ.

Однако она всей душой желала, чтобы отец согласился. Ведь от одной мысли о Натане и возможности быть с ним вдвоем ее бросало в жар. Вот только Джон Райт никогда не жаловал господ сепаратистов, и он мог запросто попросить ее остаться дома. Если он действительно так сделает… впрочем, об этом Китти предпочитала пока не думать. Отец должен был сказать, что все в порядке. Должен!

На опушке показался высокий сутулый мужчина, шагавший к дому через пашню. Он нес кремневую винтовку, доставшуюся ему от деда. На нем были надеты потрепанная толстая куртка и видавшие виды кавалерийские шаровары. На голове красовалась соломенная шляпа собственного плетения. Рядом лениво трусил старый гончий пес по кличке Киллер. На деле это было совершенно безобидное существо, заслуживавшее звания охотника точно так же, как его хозяин – титула богатого плантатора. Однако они были неразлучны, и Китти всерьез полагала, что охотник и собака общаются на каком-то своем, им одним ведомом, языке.

Мужчина казался усталым, и Китти с теплым чувством наблюдала, как он продирается сквозь высокие заросли сорняков. Их отношения были необычно близкими даже для отца и дочери, и отчасти этому способствовала сама Лина. Китти всегда казалась ей слишком шумным и шаловливым ребенком и была только рада, когда отец брал девочку с собой на прогулки. За это время Джон обучил Китти ездить верхом по лесам, обращаться с ружьем и многим другим премудростям. Когда Лина спохватилась, было уже слишком поздно.

Джон старался с юмором относиться к причитаниям жены по поводу того, что он воспитал из дочери сына, впервые в жизни мать сподобилась посвятить свое время Китти, обучая девушку необходимым для юной леди искусствам: вязанию, шитью и прочим подобным занятиям, от которых Китти становилось тошно.

Он снова поцеловал ее, и снова все ее существо охватило пламя, а его трепетная рука потянулась к нежной груди – но нет, этого он еще не смел себе позволить. На сей раз никто не хихикал, наблюдая за парочкой исподтишка, и они долго стояли, чувствуя, как бьются в унисон горячие, жаждущие любви сердца и все сильнее разгорается вспыхнувшая в них страсть.