Ширл Хенке - Рай земной

– Мой муж будет преследовать их и сдерет с них живых шкуру – как на войне поступали с пленными мавры! – „Только если бы я сама верила, что он достаточно беспокоится обо мне, чтобы совершить это!“

Когда Лоренцо подошел поближе и поднял руку, чтобы ударить ос, Ролдан сошел с деревянной платформы, на которой стоял. Он был одного роста с Гусманом, но намного тяжелее.

– На вашем месте я не стал бы делать этого, – очень тихо сказал он. Потом подал знак двум таинским слугам, которые проводили Магдалену к бохио. Она слышала, как Ролдан сказал:

– Хойеда хорошо отзывался о вас, дон Лоренцо, но мне не понравилось, что вы выкрали жену Торреса. С ней будет много неприятностей. Почему вы сделали это?

После этого она утратила нить их разговора, ибо се привели в большой тростниковый бохио. Грязная, искусанная москитами, измученная, она была готова упасть в обморок, но гордость помогала ей держаться прямо, пока три любопытных таинки рассматривали свою добычу. Пожилая женщина быстро обменялась несколькими словами с мужчинами, потом выпроводила их вон и хлопнула в ладоши, отдавая скупые приказания. Насколько ей позволяло знание таинского языка, Магдалена поняла, что Ролдан – человек слова, по крайней мере пока продолжалось купание.

Она погрузилась в освежающую воду маленького ручья, а две женщины Ролдана, взяв мыльное растение, натерли им ее кожу и волосы. При этом они болтали и восхищались цветом того и другого.

Магдалена закрыла глаза, вспоминая ужасы их поездки верхом по джунглям, где она рисковала свернуть себе шею. Она была привязана к лошади, пока они ехали верхом, а на ночь ей связывали руки, как крылья курице, пока они спали на влажной земле. Хвала Пресвятой Деве, что они не изнасиловали ее! Лоренцо и Пералонсо поссорились из-за нее в первую же ночь, и, наконец, Лоренцо решил, что никто не попользуется ею, пока ее благополучно не доставят в лагерь Ролдана. Каждый из них из боязни, что соперник может убить его, пока он, овладевал ею, согласился с таким решением.

„Что произошло со мной в этой смертельно дикой земле?“ Магдалена удержала слезы, понимая, что должна во что бы то ни стало выжить. Когда закончится вражда с Каонабо, станет ли искать ее Аарон? Он не будет знать, где ее схватил Лоренцо, пока она не убедит Ролдана послать ему записку. Она зависела от милости мятежного солдата, восставшего против губернатора и придворного, виновного в государственной измене, и она не знала, станет ли муж спасать ее.

Две молодые женщины, которые купали ее, помогли ей облачиться в небольшой кусок мягкой хлопковой ткани, выкрашенной в бледно-оранжевый цвет, прекрасно сочетавшийся с ее каштановыми волосами. Она повертела ткань и так и эдак, пока не оделась как можно приличнее. Получилось платье до колена, закрывавшее одно плечо и обнажавшее другое. Служанки расчесали ее волосы гребнем, сделанным из рыбьих костей, и помогли ей закрепить самодельное платье несколькими булавками также из рыбьих костей. Потом они предложили ей красивое ожерелье из морских раковин и два великолепных золотых браслета.

С таким во многих местах открытым телом и волосами, свободно струившимися по спине, Магдалена выглядела как экзотическая индейская принцесса. Ей предстоял обед с ее „хозяином“ Франсиско Ролданом и ее гнусными похитителями.

Пока ее провожали через деревню. Магдалена осмотрела крепость Ролдана, прикидывая, что за ее стенами живет не менее тысячи душ. Крепость была построена из тяжелых тростниковых рам и соломы, которую еженощно поливали водой, чтобы враги не смогли поджечь сооружение. Люди были такого же таинского племени, как и жители деревни Гуаканагари. Они жили среди горстки кастильцев, которые были обеспечены снаряжением и отправились на кораблях в империю Ролдана, предпочитая оставаться с ним, чем покориться власти семьи Колонов и королеве Изабелле.

– Даже если бы я смогла выбраться из-за этой ограды, мне понадобилась бы лошадь. А если я найду лошадь и сумею украсть ее, то как пробраться в Изабеллу? – бормотала она себе под нос. Потом охранники подали ей знак войти в бохио Ролдана.

Когда ее глаза привыкли к тусклому освещению факела, сердце Магдалены подпрыгнуло к горлу. Там, вытянувшись чувственно, как кошка, на соломенном тюфяке возле, низкого обеденного стола возлежала Алия. Красавица, с волосами цвета воронова крыла, рассматривала свою соперницу. В се эбеновых глазах сверкала ненависть.

От звуков битвы голова Аарона разрывалась. Вокруг него пушки изрыгали пламя и пробивали огромные рвиные ямы на черной рыхлой земле. Вопли раненых и умирающих смешивались с предсмертным рычанием и высоким тонким лаем огромных свор, которые преследовали отступавших таинцев. Он попытался остановить избиение находящихся поблизости индейцев, но он мог дотянуться не до каждого, других же ловили эти адские своры испанских собак. Псы опрокидывали людей наземь и рвали их обнаженную плоть. Индейцы корчились в собственной крови.

Кастильцы, ехавшие верхом, прорубали себе дорогу сквозь живую стену индейцев. Как только таинцы падали, острые копыта огромных лошадей топтали побежденных. Сначала, когда Аарон направлял атаки каждой группы – кавалерии, пехоты, руководил стрельбой из пушек, он молился, чтобы Каонабо признал поражение. Однако касик не сделал этого. Среди проносившихся со свистом ядовитых стрел он вел своих солдат, удерживая стену из наиболее дисциплинированных людей между воинами Гуаканагари и кастильскими псами.

Это было не сражение, а резня, какой он никогда не видел за время своей двухлетней военной службы на равнинах Андалузии. Мавры так же хорошо владели искусством убивать, как кастильцы. Нападавшие таинцы не владели этим искусством, но в то же время не отступали. Они бросали одну стену воинов за другой и шли по плоским открытым полям " пасть смерти. Только одна их горстка смогла чуть приблизиться, чтобы более эффективно использовать свои копья.

Люди Гуаканагари сражались в восточной части равнины с большим отрядом людей Каонабо. Эти воины, равные по силе, приблизившись друг к другу, яростно дрались копьями и дубинками. Аарон смотрел на этот хаос, разыскивая взглядом своего высокого молодого друга. Он хотел присоединиться к битве, но испугался, что, если оставит свой пост, солдаты спустят собак на таинцев, которых они не различали в этой бойне. Он удерживал их, отчаянно пытаясь завладеть вниманием Бартоломе, который с мечом в руке сражался в гуще битвы.

Губернатор едва держался в седле. Он наблюдал с вершины холма за побоищем и время от времени отдавал спокойные приказы, однако приказов было значительно меньше, чем когда он находился в открытом море. „Если это был ураган, Кристобаль, то ты бы находился в своей стихии, и будь она проклята, эта опасность!“