Вирджиния Хенли - Брачный приз

— Больно! — воскликнула она. — Так больно…

Слава Богу, она плачет не от страха, а от боли, потому что его вздыбленный фаллос подобно мечу вонзается в ее кожу.

Быстро повернув Розамонд спиной к себе, он угнездил свое непокорное достоинство в расселину между ее ягодицами и стал массировать торс и бедра.

Он и без расспросов видел, что Розамонд согревается. Прижимая ее к себе, Род чувствовал, как обжигающий жар его тела проникает в нее. У Розамонд не осталось ни энергии, ни желания противиться ему. Она полностью лишилась воли, утопая в океане восхитительных ощущений. Его руки исцеляли. Хоть бы это никогда не кончалось!

Веки ее опустились, и она заснула в теплом убежище объятий своего жениха. Роджер старался не шевелиться, чтобы не потревожить ее. Постепенно свет за окном померк, сгустились сумерки. Но Лейберн не мог заснуть. Тело пылало нерастраченной страстью и желанием к женщине, лежавшей на его груди.

Род безошибочно уловил мгновение, когда проснулась Розамонд. Она тут же отодвинулась и повернулась на спину, подальше от него. Оба молчали. Подробности вчерашнего происшествия немедленно всплыли в памяти девушки. Лейберн лег рядом, чтобы согреть ее, и в довершение всего на обоих ни единой нитки! И хотя скромность была оскорблена, Розамонд, как ни странно, не сердилась, скорее, наоборот — была благодарна ему за здравый смысл и сообразительность. Он поделился с ней теплом своего тела и наверняка спас от тяжкой болезни, а может, и смерти.

Однако Розамонд все-таки было не по себе. Вернее, она сгорала от стыда. Неизвестно, сколько она пролежала в его объятиях, но за окнами стояла ночь, а на покрывале протянулась серебристая полоса лунного света. Наконец она все же обрела голос и прошептала:

— Господин мой, я оказалась в крайне странных обстоятельствах. Похоже, мы спали вместе! Всякий назовет меня распутницей, хотя, клянусь, ни один мужчина не целовал мои уста.

Род порывисто сел и склонился над ней.

— А вот это легко исправить.

Видя, что его голова опускается все ниже, Розамонд глубоко вздохнула и закрыла глаза, отдаваясь мужской воле. Его поцелуй был крепким, но не алчущим, по крайней мере сначала. Ее губы чуть приоткрылись, как бы призывая Рода к более смелым ласкам. И тут он словно обезумел. Желание бурлило в его крови, требуя немедленного удовлетворения. Род неистово прижал ее к себе. Не сознавая, что делает, охваченная страстью, Розамонд обхватила его шею. Поцелуй продолжался и продолжался, никому не приходило в голову прервать его первым. Их губы разъединились одновременно.

— Можешь отныне считать себя опытной женщиной, Розочка, — пошутил Род, не отводя глаз от прелестного личика. — И как ты чувствуешь себя после столь тяжкого испытания?

— Какого именно? Испытания рекой или поцелуем?

— Так поцелуй стал для тебя мукой? — допытывался Роджер, с притворным изумлением приподняв брови.

Она улыбнулась:

— Скорее, такой же катастрофой, как и падение в реку.

— Позволь усомниться, дорогая. Когда я вытащил тебя на берег, ты была без чувств. Что-то я не заметил, чтобы ты упала в обморок от поцелуя.

— Возможно, следует попробовать еще раз. Я уже почти теряю сознание, — начала Розамонд, и Род припал к ее губам, заглушив дальнейшие признания.

Он сходил с ума от возбуждения, ему хотелось задушить ее в своих объятиях. Пламя безрассудства охватило его, и он уже готов был пойти дальше, но внутренний голос подсказывал, что Розамонд еще слишком наивна в делах любви. Роджер понимал — в такой момент совратить ее легче легкого, но, потеряв девственность, позже она глубоко пожалеет о своей минутной слабости и обвинит его в том, что он воспользовался ее беззащитностью.

Сверхъестественным усилием воли Роду удалось взять себя в руки. Правда, его непослушная плоть по-прежнему бунтовала, но с этим он ничего не мог поделать, пока они, обнаженные, лежали в одной постели. Пытка оказалась настолько сладостной, что он не мог от нее отказаться.

Приподнявшись, Род стащил покрывало до самых ее бедер.

— Я хочу взглянуть на тебя, — прошептал он. Розамонд неудержимо покраснела, когда его жадный взор впился в нее.

Фиалковые глаза были обрамлены густыми золотистыми ресницами, которые отбрасывали дрожащие тени на высокие скулы. Губы припухли от поцелуев и казались еще более чувственными и соблазнительными. Длинные волосы спутались после вынужденного купания. Груди, округлые и полные, напоминали Роду сочные фрукты, так и просившиеся в рот.

Он взял в ладонь упругое нежное полушарие, погладил с трепетным благоговением, надавил большим пальцем на розовую маковку, превращая ее в твердый драгоценный камешек. Второй груди он уделил еще больше внимания и, не в силах устоять, припал губами к горошинке соска. Розамонд задохнулась от неожиданности. Белоснежные холмики тяжело вздымались под его нетерпеливым ртом.

Когда его пальцы скользнули по животу до того места, где рысий мех перепутался с золотистыми завитками, Розамонд, как он и ожидал, что-то протестующе воскликнула. Но Род не подумал отстраниться.

— В том, что мы делаем, нет ничего плохого, Розочка, — жарким шепотом убеждал он. — Это лишь любовная игра. Обещаю, ты по-прежнему останешься девушкой и никак себя не опозоришь.

Мысли Розамонд путались, но она все же пыталась понять, можно ли ему довериться. Она вручила этому человеку свою жизнь, и только его сила и решимость спасли ее, но что, если ее добродетель навеки погибнет? И, что еще важнее, может ли она положиться на собственную стойкость? Сегодняшняя ночь принесла ей не испытанные доселе наслаждения, усилившиеся сознанием их запретности. Или она старается вознаградить Рода за спасение? А что, если просто стремится узнать тайну отношений между мужчиной и женщиной, о которой столько слышала?

Род сорвал покрывало, отбросил и словно завороженный уставился на воплощение женской прелести.

— Ты само совершенство, Розамонд! Совсем как та лилия из «Песни песней». — Приникнув губами к ее пупку, он продолжал восхищаться ею: — Я все время представляю, как эти стройные ноги обовьются вокруг меня, когда мы станем любить друг друга… Только не сегодня, сердце мое, обещаю.

И Розамонд, нежась под этим зеленым сиянием, внезапно ощутила себя красавицей. Ей, не привыкшей к безраздельному вниманию мужчин, такие комплименты казались более чем лестными. Ей смертельно хотелось протянуть руку и погладить рельефные мышцы его плеч и груди, обвести пальчиком плоские соски, потеребить жесткую поросль волос. Но она сдержалась, понимая, что возбуждать его опасно. Когда Род погладил высокий холмик внизу живота, Розамонд ахнула и изогнулась всем телом.