Сандра Хилл - Преступный викинг

Она попыталась было протестовать, но он крепко держал ее.

— Нет-нет, сладкая, я хочу любить тебя всю ночь, а так все кончится в одно мгновение, если ты не перестанешь мучить меня.

— Я? Мучаю тебя? Да я сама как в огне, — простонала она.

Селик испугался, что не выдержит. Положив руки ей на плечи, он держал ее на расстоянии и тяжело вздыхал, видя ее затуманенные глаза и припухшие от поцелуев губы, от его поцелуев, с радостью думал Селик. Святой Тор!

Он заставил себя нагнуться за сумкой и подтолкнул Рейн поближе к воде. Прежде чем она разгадала его намерения, он, отбросив сумку, подхватил ее на руки, вошел в ледяную воду и, все так же держа ее на руках, сел на дно.

Она пронзительно вскрикнула. Но он крепко прижал ее к себе.

— Сиди, сиди, дорогая. Нам надо охладить свою кровь для долгой ночи. И, потом, от меня воняет, как от Яростного, а я вовсе не хочу вонять.

— Селик, мне холодно.

— Ш-ш-ш. Я знаю. Встань!

Когда она встала, не противореча и ни о чем не спрашивая, он снял с нее тунику, блузку, штаны, туфли и соблазнительное нижнее белье, застежка от которого пряталась у нее между грудями. Она стояла перед ним обнаженная и трепещущая. Красавица. Золотые волосы до пояса. Длинные ноги. Стройные бедра. Высокие крепкие груди. Именно такими представлял он богинь Скандинавии.

— Не отворачивайся, — потребовал он, тяжело дыша.

Наверное, замерз, говорил он себе.

Он бросился на берег, вытащил из сумки мыло и полотенце и сбросил с себя всю одежду. Когда он вернулся обратно, она стояла на том же месте и так же внимательно изучала его тело, как он — ее.

— Ты прекрасен, — прошептала она.

— Нет, теперь нет. Ты, должно быть, слепая.

Но он не смог удержаться от нежной улыбки.

— Моя мать была права. Ты похож на скандинавского бога.

Селик покачал головой, удивляясь тому, как они одинаково думают.

— Может быть, судьба захотела, чтобы ты стала богиней этого бога… Подойди, — попросил он и быстро намылил ее всю от шеи до ног, то и дело останавливаясь и любуясь совершенством ее форм.

Когда он намылил ей руки и погладил мягкие груди и затвердевшие под его ладонями соски, она прошептала чуть слышно:

— Я никогда, никогда так не хотела мужчину, как хочу тебя.

Селик хотел было отшутиться в ответ, но от неизъяснимой радости, которую она ему доставила, у него перехватило дыхание. Он молча намыливал ее тело, и она ласково гладила его теплыми даже на таком холоде ладонями.

Когда ее рука скользнула вниз, он не пустил ее.

— Нет. Такого мне не выдержать.

Мыло упало в воду, и Селик крепко обнял ее. Они оба были скользкие, и оба улыбались невесть чему. Оба застонали одновременно и рассмеялись. Селик терся грудью о ее намыленные груди и с восторгом смотрел, как она выгибает спину и закрывает глаза, прижимаясь к нему.

— Я хочу тебя, — шептала она ему.

— Довольно!

Он опустился вместе с ней в воду, торопливо смывая с себя и с нее мыло, и вытащил ее на берег, где завернул в меховой плащ, но сначала исцеловал ее всю от макушки до пальчиков ног.

Она была на удивление послушна, потому что забыла обо всем на свете, кроме его ласк. И он тоже помнил только, что она с ним и она хочет его.

Селик встряхнулся, как лохматый пес, рассыпав вокруг множество брызг. Потом, обняв Рейн за плечи, он снова прижал ее к себе и направился к шатру, не позаботившись прикрыть свою наготу.

Они уже почти прошли место, где паслись кони, как вдруг она остановилась и помотала головой, словно что-то вспоминая.

— Конь, — сказала она вдруг. — Ты обещал показать мне коня.

Ошарашенный столь внезапной переменой в ее настроении, Селик кивнул и повел ее к Яростному. Конь радостно заржал, когда Селик погладил его шею.

— Где твое седло? — спросила она странным голосом.

— Что случилось? — внезапно встревожился Селик.

— Покажи мне седло.

Он показал на место поблизости, где лежали его вещи, и, прищурившись, смотрел, как она наклонилась над седлом, а потом упала на колени. Он видел, как у нее опустились плечи и она заплакала. Растерявшись, он подошел поближе.

— Скажи мне, о чем ты плачешь, — попросил он, опускаясь рядом с ней на колени.

Несмотря на наготу, он не чувствовал холода.

— Это… — еле слышно проговорила она. — Ты сделал это?

Он увидел полудюжину скальпов, притороченных к седлу, и застыл на месте. Черт подери! Он же собирался их сжечь. По правде говоря, он сам, пока не приехал в лагерь, не заметил, как снял эти скальпы, в такой он был ярости. Хотя многие скандинавы делали это постоянно в каждой битве, он никогда прежде этим не занимался, но сегодня что-то случилось с ним.

Наверное, его потрясла гора трупов, которую он увидел. Но как объяснить это женщине, не желающей ничего знать о вражде и насилии.

— Да. Это благородный скандинавский обычай, чтобы наши враги не могли войти во врата рая.

Она покачала головой, не переставая плакать.

— Я знаю, это неприятно, но ничуть не хуже, чем делают саксы. Они заживо сдирают кожу и прибивают ее к дверям церкви.

— Жестокие люди всегда находят себе оправдание, — устало проговорила Рейн, глядя ему прямо в глаза.

От ее печального голоса ему сразу стало очень холодно. Селик вздрогнул, и неизбывная боль его потерявшейся души, закрывая небо, повисла над ними, как зимняя туча.

Пораженная в самое сердце, Рейн встала и тщательно запахнула на себе меховой плащ. Она вся дрожала, но не из-за холода. Ее мозг отказывался что-либо понимать. Человеческие скальпы, притороченные к луке седла…

О Боже! Этот человек… этот человек, который неожиданно стал дорог ей… не только отнимает у людей жизнь, но и хранит такие сувениры.

Голый Селик стоял и не думал извиняться, лишь вопросительно склонил набок голову. Подсыхая, его волосы шевелились под порывами ночного ветерка. Даже в лунном свете она могла видеть, что ее ужас изменил выражение его прекрасных глаз, которые только что были полны страсти, а теперь из них опять как будто ушла жизнь.

Ее глаза скользнули по его телу от широких плеч до крепко стоявших на земле ног, и она покачала головой, благоговея перед его красотой и не понимая, почему ей совершенно безразлично, что он всего-навсего великолепное животное. Вот оно, слово, которое она искала, — животное. Подранок. Раненый зверь.

— Да, я зверь. Я предупреждал тебя, но ты решила, что можешь меня спасти, — глухо проговорил Селик, насмехаясь над самим собой.

Рейн не заметила, что произнесла последние слова вслух, но, возможно, это к лучшему. Пусть Селик знает. Все равно ничего не изменишь. Человек, который способен на такое, неизлечим.

Кто ты такая, чтобы бросать в него камни? Голос вновь звучал у нее в голове. Она устало прикрыла глаза, боясь сорваться.