Черил Холт - Путь сердца

– Недавно мне предложили очень выгодный контракт, и я склонен всерьез рассмотреть этот вариант. Достойный джентльмен желает быть помолвленным с Эмили и готов заплатить за руку девочки десять тысяч фунтов. Сумма немалая и сможет на некоторое время сдержать нападение варваров, а нам даст хорошую возможность отдышаться.

Тамбертон лишился дара речи, а это случалось с ним не часто. Эмили. Милая очаровательная малышка Эмили с пышной копной черных локонов и постоянно смеющимися ярко-голубыми глазами. Опытный, видавший виды адвокат не мог поверить, что граф готов так цинично поступить с собственной дочерью. Да, напрасно он считал, что после нескольких десятилетий общения с самыми богатыми и влиятельными семьями страны его уже ничто не сможет шокировать. Из последних сил пытаясь сохранить самообладание, Тамбертон ровным голосом поинтересовался:

– И когда же должен совершиться счастливый обмен брачными клятвами?

– Осенью, в день рождения Эмили. Ей как раз исполнится двенадцать.

– Могу ли я позволить себе дерзость узнать имя счастливого жениха?

– Лорд Фредерик Моррис. Он давно неравнодушен к девочке.

Тамбертон едва не задохнулся от гнева. Моррис был на четыре года старше Филиппа. Больше того – об этом человеке говорили, что он питает нездоровый интерес к девочкам-подросткам. Адвокату стало плохо. Этот извращенец и…

– Он сосед и друг, а кроме того, я знаю его всю жизнь, – прервал неприятные мысли граф.

Тамбертон все-таки не выдержал и закричал:

– Но он же ненормальный! Как только тебе в голову могла прийти столь недостойная мысль? Эмили – еще совсем ребенок. Твой единственный ребенок. А глядя на тот образ жизни, который ты ведешь, вполне можно предположить, что она так и останется единственным ребенком.

Слова Филиппа и его отношение к дочери казались настолько невероятными, что почтенный адвокат не удержался от слез и даже не пытался их скрыть.

– Мы уже не раз это обсуждали! – яростно взревел в ответ Филипп, всеми силами противясь влиянию старика. – Никто никогда не сможет убедить меня, что девочка – моя дочь!

– Ты прав. Мы действительно неоднократно возвращались этой щекотливой теме. И я уже сто раз повторял, что это твоя дочь, зачатая и рожденная в браке. В глазах Бога и закона ребенок твой. А потому именно тебе предстоит заботиться о ее здоровье и благополучии. Только ты в ответе за судьбу Эмили…

На этом слова и доводы иссякли. Все попытки убедить графа – пустая трата сил и нервов. Больше всего на свете адвокату хотелось уйти и впредь никогда не встречаться с этим пустым, бессердечным и никчемным человеком.

– Вы не можете отрицать, что все наши споры свелись к одному: за Эмили отвечаю я, а потому должен поступать так, сак считаю необходимым и справедливым. В данный момент девочка может принести огромные деньги и тем самым помочь в решении накопившихся проблем. Так что я намерен использовать ее для достижения собственных целей.

Филипп произнес тираду с напором, на едином дыханий. Однако он впервые говорил вслух о предстоящей помолвке и был вынужден признать, что собственные слова оставили в душе неприятный осадок.

– Прекрасно, ваше сиятельство.

Уэссингтон ясно понимал: если поверенный перешел на столь официальный тон, это означает, что клиент перегнул палку, и потому необходимо умерить пыл.

– Так что благодарю за намерение решить накопившиеся проблемы с помощью выгодного брака, но я просто не могу согласиться на подобный вариант. Пожалуйста, передайте молодой леди самые искренние извинения. Попытайтесь убедить мистера Фицсиммонса, что я глубоко расстроен отсутствием возможности познакомиться с его дочерью. Вы и сами прекрасно знаете, что следует говорить в подобных случаях.

Граф сложил листки в папку и протянул адвокату. Какое унижение! Тамбертон даже не пошевелился, чтобы взять бумаги.

Достойный адвокат минуту-другую молча смотрел в глаза бесчестному и безответственному аристократу, а потом встал.

– Простите, сэр, но вам следует поискать кого-то другого, кто согласится передать ваши слова мисс Фицсиммонс. Или же придется сделать это самому.

– В таком случае я приказываю, Тамбертон.

– Простите, сэр, но впредь я не хочу исполнять ваши распоряжения. Больше того, позволю себе считать, что долголетнее сотрудничество с семейством Уэссингтон подошло к концу.

– Боже милостивый! Неужели вы хотите сказать, что увольняетесь?

– Все касающиеся рода графов Роузвуд документы завтра же рано утром будут отправлены сюда с посыльным, после чего вы сможете передать их другому поверенному.

Филипп растерялся и испугался.

– Но я не приму никаких документов. Вы работали с моим дедом и отцом и вполне устраиваете меня.

– Беда в том, что вы не устраиваете меня. Доход от адвокатской практики стабилен и более чем достаточен, так что я нисколько не нуждаюсь в тех мизерных суммах, которые изредка поступают от вас.

Тамбертон повернулся, чтобы уйти. Однако планы бесчувственного графа относительно судьбы маленькой Эмили настолько потрясли его душу, что он едва сдерживался, чтобы не упасть на колени и не начать умолять о жалости к девочке.

– Я не позволю вам уйти.

– Ваше желание не имеет ни малейшего значения.

Тамбертон сделал шаг по направлению к двери, но Филипп оказался гораздо проворнее: быстро вскочив, он решительно преградил путь. Хотелось закричать, унизить старика, заставить его подчиниться, надавить весом титула и положения в свете. Однако холодный, полный решимости и презрения взгляд старого адвоката заставил одуматься. Филипп очень тихо попросил:

– Подождите, сэр. Пожалуйста, не уходите в таком гневе.

– Филипп… – Тамбертон на мгновение умолк, а потом заговорил снова: – Послушайте, Уэссингтон. Ваш отец слыл игроком и волокитой. Он обладал множеством недостатков и даже пороков, но при этом оставался добрым, благородным и щедрым человеком. За долгие годы знакомства я ни разу не видел и не слышал, чтобы старый граф намеренно обидел другого человека, а уж тем более беззащитную, не способную постоять за себя душу. – На сей раз старик не смог сдержать слез, а потому просто провел по глазам тыльной стороной ладони. – Я всегда искренне возлагал на вас большие надежды! Что бы вы ни делали, как бы ни поступали, какие бы неприятности ни доставляли мне лично и всем окружающим, я постоянно твердил себе, что в глубине сложной натуры кроются разум и доброта, которые непременно сумеют дать благотворные ростки. Однако, увы, тридцать лет ожидания оказались совершенно бесплодными. Намерение поступить с Эмили таким образом… – Голос сорвался. Адвокат отстранил Филиппа и направился к двери. – Больше я не в состоянии общаться с вами. Вынужден умыть руки и отойти от дел.