Виктория Холт - Кирклендские забавы

Сразу после тоста за здоровье новобрачных мыс Габриелем распрощались с нашими немногочисленными гостями и уехали на станцию, чтобы поспеть на поезд.

Только оставшись наедине с Габриелем в куле первого класса, я ощутила себя новобрачной. Поспешность и неожиданность нашей свадьбы, отсутствие на ней родных жениха придавали ей какую-то нереальность, но теперь, когда мы были вдвоем, я успокоилась и пришла в себя.

Габриель держал меня за руку, и на его лице сияла лучезарная улыбка. Никогда еще я не видела его таким умиротворенным, и мне стало ясно: он обрел то, чего ему всегда недоставало, – душевный покой. Пятница, конечно же, был с нами, ибо мы и помыслить не могли о разлуке с ним. Я заранее приобрела для него дорожную корзину крупного плетения, чтобы он мог видеть нас в дыры между прутьями, и долго втолковывала ему, что он будет заперт в ней совсем недолго. У меня вообще вошло в привычку беседовать с Пятницей и все ему объяснять, что вызывало на губах Фанни обычную кривую усмешку. Она говорила, что я «совсем свихнулась», раз говорю с собакой.

Мы благополучно доехали до Скарборо и поселились в гостинице.

В первые дни нашего медового месяца моя привязанность к Габриелю усилилась, ибо я почувствовала, как отчаянно он нуждается во мне, в моей способности спасать его от приступов тоски, которые то и дело на него накатывали; я испытывала настоящее блаженство от сознания своей нужности и, боюсь, принимала это чувство за любовь.

Погода стояла восхитительная, теплая и ясная. Мы много гуляли – втроем, ибо Пятница не отходил от нас ни на шаг. Мы обошли живописное побережье от Бухты Робин Гуда до Флэмборо Хед; мы любовались прелестными заливчиками, величественными скалами и уютными бухточками; мы оба любили пешие прогулки и часто их совершали, но иногда для разнообразия нанимали лошадей и катались верхом, сравнивая местные пейзажи с привычными видами западного райдинга [2]. В тех местах на побережье можно увидеть полуразрушенные стены старинных замков, а однажды мы наткнулись на руины древнего аббатства.

Габриелю нравилось осматривать развалины; однако вскоре я поняла, что его интерес к ним носит мрачный, болезненный характер, – впервые со дня нашей свадьбы я заметила на его лице признаки задумчивой печали, которую надеялась победить. Даже от Пятницы не ускользнула эта перемена в настроении Габриеля. Однажды, обследуя руины очередного аббатства, я увидела, как Пятница потерся головой о ногу Габриеля и умоляюще взглянул на него, словно говоря: мы же все вместе, а значит, должны быть счастливы.

И тут я почувствовала первые уколы беспокойства.

– Габриель, это аббатство напоминает тебе Кирклендское? – полюбопытствовала я.

– Все древние развалины похожи друг на друга, – последовал небрежный ответ.

Однако мое беспокойство не улеглось. Я не сомневалась. Габриеля что-то тревожит, и это что-то имеет отношение к Кирклендскому аббатству и к Забавам.

Я выпалила:

– Но я же вижу, что это напоминание тебе неприятно! Габриель обнял меня, отчаянно пытаясь справиться с нахлынувшим унынием. Я быстро сменила тему.

– Похоже, собирается дождь. Может, вернемся в гостиницу? На лице Габриеля отразилось облегчение – он был рад, что я прекратила задавать вопросы, на которые ему не хотелось отвечать прямо. Скоро наступит день, подумалось мне, когда я ступлю на порог своего нового дома. Там я отыщу разгадку странного поведения моего мужа и уж тогда уничтожу все препятствия, мешающие ему быть счастливым, и ничто не будет омрачать нашей жизни.

Свадебное путешествие закончилось. В последний день мы оба слегка нервничали. Габриель погрузился в молчание, и это меня раздражало. Мне было непонятно, отчего он то весел как жаворонок, а то мрачен как туча. Должно быть, меня страшила предстоящая встреча с Роквеллами, хотя я и не признавалась себе в этом. Наше напряжение передалось Пятнице, и он притих.

– Посмотри, он говорит нам ничего не страшно – ведь нас теперь трое, – сказала я Габриелю; но мое замечание его не развеселило.

Дорога через северный райдинг была долгой, так как нам пришлось сделать пересадку, и в Кейли мы приехали только к вечеру.

На станции нас ждал экипаж – довольно внушительный, и мне показалось, что, увидев меня, кучер изумился. Неужели он не знал о женитьбе Габриеля? Иначе как объяснить его удивление?

Габриель помог мне сесть в экипаж, кучер тем временем укладывал наши чемоданы, то и дело украдкой на меня поглядывая.

Мне никогда не забыть той поездки. Она заняла более часа, и, прежде чем мы достигли цели нашего путешествия, начали сгущаться сумерки, так что мой новый дом впервые предстал передо мной в полумраке.

Сперва вдоль дороги тянулась вересковая пустошь, дикая и жутковатая в вечернем освещении, однако она была похожа на мои родные места вокруг Глен-Хауса и не навеяла на меня мрачных мыслей. Хотя стоял июнь, воздух был свежим, и знакомый запах торфяников придал мне бодрости. Мне представилось, как мы с Габриелем будем кататься здесь верхом. Но вот дорога пошла под уклон, и окрестности стали более уютными и обжитыми, – должно быть, мы подъезжали к деревушке Киркленд Морсайд, от которой недалеко и до Кирклендских Забав.

Растительность здесь была сочной и зеленой, то и дело попадались дома, фермы и обработанные поля.

Наклонившись ко мне, Габриель произнес:

– Будь сейчас светло, ты могла бы увидеть Келли Грейндж – усадьбу моего кузена Саймона Редверза. Я рассказывал тебе о нем?

– Да, – ответила я, – рассказывал.

Я изо всех сил напрягла зрение, и, кажется, мне удалось разглядеть далеко справа очертания дома.

Мы переехали через мост – и тут я в первый раз увидела аббатство. Передо мной возвышалась квадратная башня, внешние стены которой полностью сохранились. На расстоянии трудно было поверить, что это всего лишь пустая оболочка. Она была величественной, но грозной, и меня охватил безотчетный страх, – а может, мне просто передалось настроение мужа.

Проехав по аллее, обсаженной кряжистыми дубами, мы как-то вдруг выехали на открытое пространство и оказались перед домом.

Дом был так красив, что у меня захватило дыхание. Первое, что поразило меня, – это его размеры. Он был огромен. Первоначальная тюдорианская [3]постройка в последующие века, очевидно, неоднократно перестраивалась. Карнизы и средники окон были украшены причудливой резьбой: чертями и ангелами, вилами и арфами, завитушками и тюдорианскими розами. Словом, настоящий баронский замок. Каким же маленьким, должно быть, казался Габриелю Глен-Хаус!

Дюжина каменных ступеней, стертых в центре, поднималась к массивному портику, также отделанному резьбой. Тяжелая дубовая дверь с коваными железными украшениями открылась, и я увидела первого члена своей новой семьи.