Виктория Холт - Мелисандра

Наступило молчание. Мелисанда забыла про Пег. Она перенеслась в свои детские годы. Богатая дама пришла тогда в монастырь забрать Анн-Мари, и с это го дня Мелисанда мечтала, как и за ней придет богатая дама, заберет ее, и она проведет всю свою жизнь лакомясь засахаренными фруктами и щеголяя в шелковых платьях. Наивная мечта, но приятная, она скрашивала однообразные дни Мелисанды. Теперь на смену ей пришли другие мечты. А что, если Каролина полюбит Джона Коллинза и захочет выйти за него замуж? А вдруг Фермор чуточку изменится? Останется самим собой, но станет добрее, ласковее. В мире иллюзий случается все, что угодно, и сейчас грезы Мелисанды были столь же яркими, как в те дни, когда она мечтала о засахаренных фруктах и шелковых платьях. Неужели эти мечты несбыточны?

Казалось, все в доме предчувствовали – что-то должно произойти.

Сэр Чарльз часто запирался в своем кабинете, садился у окна, так чтобы видеть всех, оставаясь при этом не замеченным, и наблюдал за девушкой, которую привез в дом. Он знал о ссоре между Фермором и Каролиной, знал, что совершил самый глупый поступок за всю свою поистине безупречную жизнь, став любовником Милли, не меньшей глупостью было решение поселить в своем доме ее дочь.

Сэру Чарльзу казалось, что Мелисанда – это ее мать, рожденная заново. Приведя ее сюда, он согрешил против своей дочери Каролины, так же как, полюбив Милли, согрешил против жены Мод. Он видел, какую страсть Мелисанда разожгла в Ферморе, и с пониманием относился к этой страсти. Но что он мог поделать? Прогнать Мелисанду? Он не сомневался: куда бы девушка ни отправилась, Фермор последует за ней. Похоже, сэру Чарльзу оставалось только одно – смотреть и выжидать.

Уэнна с нетерпением ждала, когда поползут слухи. Но слухов все не было. Вот уже и октябрь миновал, наступил ноябрь. Не одна неделя прошла с тех пор, как она поделилась секретом с миссис Соади. Кухарка проявила необычную для нее скрытность. Быть может, она шепнула о секрете мистеру Микеру, а тот посоветовал ей держать язык за зубами?

Каролина боязливо выжидала. Фермор относился к ней с нежностью, часто говорил о женитьбе. Если бы только она не знала так много…

Мелисанда с надеждой смотрела в будущее. Ей не верилось, что жизнь не хороша. Мечты, настолько яркие, как у нее, непременно должны исполниться. Пусть не в таком виде, в каком являются ей, – она ведь не прорицательница, не ведьма, – и все-таки они сбудутся.

Мелисанда уже жалела, что пошла к той ведьме в лесу, как обычно, поддавшись минутному порыву. Ей нужно было узнать заговор, который помог бы приворожить Каролину к Джону Коллинзу, а Фермора сделать любящим мужем самой Мелисанды.

Конечно же, это свершится. Жизнь – благо, а Мелисанда – любимица фортуны.

Умудренный опытом, Фермор, зная, что творится сейчас в душе Мелисанды, как орел, следил за своей добычей. Он разрывался между страстью, почти всегда жестокой, и столь непривычной для него нежностью. Строил коварные планы, как заманить Мелисанду в ловушку, но всякий раз необъяснимая нежность приходила к нему, словно строгий родитель, присматривающий за непослушным ребенком. Тогда, на вересковых лугах, Мелисанда не смогла разобраться в своих чувствах. Она была молода и наивна, потому что жила в монастыре, ограждавшем ее от реальности, но быстро все постигала. Фермор порой хвалил ее с той же холодностью, с какой выбирал бы лошадь. В ней соседство вали породистость и простота. Он интуитивно чувство вал, что Мелисанда – плод любви какой-то знатной особы и человека низкородного – возможно, госпожи и ее лакея. Подобные вещи порой случались. И образование ей дала та самая знатная особа, имеющая отношение к ее зачатию и рождению.

Фермор не сомневался – сэр Чарльз посвящен в тайну ее появления на свет. Он пытался выведать у будущего тестя этот секрет, но сэр Чарльз упорно хранил молчание, давая понять, что считает столь вульгарное любопытство непростительным отступлением от хороших манер.

Но Фермор ненавидел бездействие и привык удовлетворять свои желания, пока они еще горячи и животрепещущи. Он страшился собственных чувств, хотя едва ли сознался бы в этом. Время от времени он подумывал о браке с Мелисандой. Конечно, это стало бы катастрофой. Катастрофой даже здесь, в Корнуолле. Вправе ли он так безответственно распорядиться судьбой? Парламент – вот куда прочил его отец. Его ждет жизнь захватывающая, насыщенная событиями. Приложить руку к государственным делам, творить историю – это казалось Фермору весьма заманчивым. Отец его имел приятелей в высших сферах, водил дружбу с Пилом, Мелборном [15]и Расселом [16]и обеспечил бы сыну продвижение. Множество молодых людей стремились наверх, а при его возможностях было бы смехотворным жениться на девушке не своего круга лишь для того, чтобы удовлетворить мимолетную страсть. Мелборн в свое время фигурировал в неприглядном бракоразводном процессе. Мелборн, человек могущественный, уже побывавший премьер-министром, добился своего, но не избежал урона для репутации – такое никому еще не удавалось, – хотя и пережил скандал. Теперь уже не стоило сомневаться: в Англии, где молодая королева все больше попадает под влияние своего педантичного мужа-немца, сословные разграничения постепенно ужесточатся и мезальянс станет губителен для мужской карьеры.

К тому же Фермор не раз испытал страсть и успел убедиться, что она скоротечна. Многие женщины любили его, и сам он любил многих женщин. Так неужели сваляет дурака с одной из них? Подобные глупости – для неоперившихся юнцов, для неопытных мальчиков.

Нужно внушить Мелисанде: то, на что она уповает, невозможно.

Отец торопил Фермора с возвращением в Лондон, считая, что время от времени появляться в свете необходимо. Предаваться затворничеству в сельской глуши – значит, лишить себя возможности заводить полезные знакомства.

И Фермор решил положить конец ожиданию. Он отправился в кабинет сэра Чарльза.

Чарльз Тревеннинг нервничал. Он ожидал визита молодого человека и спрашивал себя: как он сам поступил бы на его месте. Конечно же, он никогда не женился бы на Милли, но Мелисанда – образованная молодая леди. Он понимал, какое это искушение для Фермора. Да, в годы его молодости все было проще. В георгианскую эпоху порядки в монастырях были менее строгими, чем в викторианскую.

– Я пришел сообщить вам, сэр, – сказал Фермор, – что отец настоятельно требует моего возвращения в Лондон, и я считаю, что до моего отъезда нам следует назначить дату бракосочетания. Мать Каролины скончалась совсем недавно, и мы сейчас соблюдаем траур, но, учитывая огромное расстояние отсюда до Лондона и особые обстоятельства – ведь мы условились о свадьбе еще до этой трагедии, – хотел бы просить вашего согласия на то, чтобы ускорить дело. Возможно, нас не упрекнут в недостаточной почтительности, если празднества пройдут несколько скромнее, чем это предполагалось вначале.