Сюзанна Келлс - Последнее прощение

Накануне свадьбы показалось, что Бог, возможно, прислушался к ней.

Стояла погожая теплая пора. Был самый разгар лета, и днем умер отец.

— Апоплексический удар, — сказал доктор Фендерлин.

— Простите, сэр?

— Апоплексический удар, Доркас — Фендерлин стоял с лошадью у входа в усадьбу. — Слишком много крови, малышка. Вот и все. На прошлой неделе я бы мог сделать ему кровопускание, если бы только знал, но он не любил обращаться ко мне. Сила молитвы! — Последние слова он произнес с презрением, медленно взбираясь на подставку, чтобы сесть на лошадь. — Моча, малышка, моча! Регулярно посылай врачу анализ мочи, и у тебя будет шанс, может быть, будет… — Он пожал плечами и выдохнул с присвистом, будто намекая, что от смерти все равно не спрячешься. — Ты не очень хорошо выглядишь, малышка. Слишком много желтой желчи. Могу прописать рвотное — лучше всякой молитвы.

— Нет, сэр, благодарю.

Кэмпион уже как-то давали прописанное Фендерлином темно-коричневое вязкое рвотное — она до сих пор помнит отчаянную, удушающую рвоту, последовавшую к глубокому удовлетворению доктора.

Он собрал в горсть поводья, перекинул ногу через седло и уселся на лошадь.

— Слышала новости, Доркас?

— Новости, сэр?

— Король взял Бристоль. Теперь, полагаю, роялисты победят. — Он одобрительно заворчал. — Но, наверное, твои мысли заняты другим. Завтра ты должна была выходить замуж?

— Да, сэр.

— Но не теперь, малышка. Не теперь.

Фендерлин произнес эти слова как-то мрачно, но в ее мозгу они прозвучали как ангельский глас. Доктор поправил шляпу.

— Вместо свадьбы будут похороны. Отличная погода, Доркас! Похороните его поскорее. Полагаю, он пожелал бы покоиться рядом с матерью?

— Да, сэр.

— Проверю, чтобы Херви вскрыл могилу. Э-эх. Еще одного не стало. — Он посмотрел на карнизы усадьбы, где свили себе гнезда, жившие при доме ласточки. — Это всех нас ждет, малышка, всех. Апоплексический удар. Камни, затрудненное мочеиспускание, подагра, эпилепсия, проказа, язва, чума, свищ, нагноения, опухоли, водянка, заворот кишок, зоб, грыжа, лихорадка, экзема, оспа, жар, колики. — Он удовлетворенно покачал головой. — Только молодежь думает, будто будет жить вечно.

Доктору Фендерлину было семьдесят восемь лет, и ни одного дня в жизни он не болел. От этого он стал пессимистом, ожидающим худшего.

— Что ты будешь делать, Доркас?

— Что я буду делать, сэр?

— Я полагаю, ты выйдешь за Сэмьюэла Скэммелла и родишь мне новых пациентов.

— Не знаю, сэр.

Кэмпион переполняла радость, безудержная радость, потому что все теперь заколебалось. Приятно уже то, что свадьбу отложили. Она чувствовала себя как осужденный, которому объявили об отсрочке смертной казни.

— Пожелаю тебе хорошего дня, Доркас! — Фендерлин дотронулся кнутом до полей шляпы. — Скажи этому своему братцу, чтобы прислал мне мочу на анализ. Даже и не думал, что он переживет отнятие от груди, а он вот как вымахал. Жизнь полна неожиданностей. Не унывай!

Последние слова Фендерлин произнес как глубоко несчастный человек.

Эбенизер нашел отца уже мертвым, повалившимся на письменный стол. На лице Мэттью Слайза застыла привычная для него гримаса. Кулак был сжат, будто в последний момент он цеплялся за жизнь, не желая отправляться на небеса, куда так давно стремился. Он прожил пятьдесят четыре года, что немало для большинства мужчин. Смерть настигла его совершенно неожиданно.

Кэмпион знала, что нехорошо в такой момент испытывать чувство облегчения, и все же испытывала. Было неловко стоять у края могилы, созерцать подгнивший гроб матери и сдерживать тайное удовлетворение. Она присоединилась к пению 23-го псалма, потом слушала слова Верного До Гроба Херви о том, что брат Мэттью Слайз вернулся домой, стал воплощением славы, переправился через реку Иордан и вместе с другими пуританами приобщился к вечному хору, восхваляющему величие Господа. Кэмпион попыталась представить себе нахмуренное, задумчивое лицо отца среди ангелов.

После службы, когда гроб забрасывали землей, Верный До Гроба Херви отвел ее в сторонку. Его пальцы крепко вцепились в руку девушки.

— Печальный день, мисс Слайз.

— Да.

— И все же вы встретитесь на небесах.

— Да, сэр.

Херви оглянулся на скорбящих, которые уже не могли их слышать. Гладкие, соломенного цвета пряди волос падали на тонкое, заостренное лицо. Когда он глотал, кадык ходил вверх-вниз.

— И что же вы намерены делать теперь?

«Теперь?» Она попыталась высвободить руку, но Верный До Гроба как бы не замечал ее усилий. Глаза, такие же блеклые, как волосы, зыркали по сторонам.

— Горе — тяжкое бремя, мисс Слайз.

— Да, сэр.

— Его не следует нести в одиночку — Его пальцы до боли стиснули ее руку выше локтя. — Я пастырь этого стада, мисс Слайз, и готов помочь вам, чем смогу. Вы понимаете меня?

— Мне больно.

— Дорогая мисс Слайз! — Его ладонь отскочила прочь и повисла где-то над плечом. — Может быть, помолимся вместе?

— Я верю, что вы помолитесь за нас, мистер Херви.

Нет, не такой ответ мечтал бы услышать Верный До Гроба. Его воображению рисовались чувствительные сцены в усадьбе, убитая горем Кэмпион ничком лежит на кровати, он утешает, ее. Он часто заморгал — так у него разыгралось от этой картины воображение.

Нарушив ход мыслей Херви, подошел Сэмьюэл Скэммелл и поблагодарил священника за службу.

— Вы придете завтра в усадьбу, брат? Завещание у мистера Блада, да, воистину. — Он облизнул губы. — Полагаю, наш дорогой ушедший брат не забыл о вашей славной службе.

— Да, да.

Домочадцы ждали Кэмпион и Скэммелла рядом с фермерской телегой, на которой привезли в церковь тело Слайза. Эбенизер уже сидел верхом, сгорбившись в седле. Его искривленную ногу поддерживало специальное большое стремя. Он держал под уздцы лошадь Скэммелла.

— Брат Скэммелл. — Он протянул ему поводья, потом посмотрел на сестру. — Поедешь в телеге со слугами.

Голос звучал по-хозяйски.

— Я пойду пешком, Эбенизер.

— Это неприлично.

— Я пойду пешком! Хочу побыть одна!

— Оставь ее! Оставь! — Скэммелл успокаивал Эбенизера, потом кивнул Тобиасу Хорснеллу, который правил телегой. И Кэмпион увидела, что они тронулись.

Ей пришлось собрать всю волю, чтобы не ринуться сквозь живую изгородь вниз прямо к ручью и там, раздевшись, не броситься в пруд. Она намеренно медлила, наслаждаясь свободой и одиночеством. Шагая по склону меж буков, Кэмпион чувствовала, как распрямляется наконец ее душа. Она обхватила дерево, прижалась к нему, будто оно было живым, и радость переполняла ее. Она приложила щеку к коре. «Спасибо, спасибо».

В ту ночь Кэмпион спала одна, выставив Чэрити. Она заперла дверь и чуть не пустилась в пляс. Одна! Она разделась, не закрывая ни окон, ни занавесок, и увидела, как лунный свет касался наливающейся пшеницы. Она оперлась на подоконник, вглядываясь в ночь, и ей казалось, что радость ее разольется по всей земле. Она была не замужем! Преклонив колени у кровати и сцепив руки, Кэмпион благодарила Бога за данную ей отсрочку. Она поклялась ему, что будет вести себя хорошо, но останется свободной.