Кэтрин Коултер - Дочь дьявола

— Ты сидел около меня, пока я была без сознания, правда?

Камал осторожно пригладил ее тонкие изогнутые брови.

— Да, — кивнул он. — Едва ты очнулась, я ушел, боясь, что тебе станет хуже при виде твоего палача, но понял, что не могу жить без тебя. Когда вчера ночью твой побег обнаружился, я испытал такой страх за тебя, что готов был выть и кидаться на людей.

Темные ресницы медленно опустились, скрывая выражение глаз девушки. Камал неспешно подался вперед и нежно поцеловал ее мягкий рот. Девушка удивленно вздрогнула, и губы ее сами собой раскрылись. Несколько мгновений Камал наслаждался вкусом розовых лепестков, но потом отстранился и, увидев в ее глазах разочарование, улыбнулся.

— Нет, дорогая. Я поступил с тобой жестоко, и, вероятно, ты еще не оправилась. Не хочу причинять тебе новой боли.

— Это очень странно, — хрипловато пробормотала Арабелла, — но когда ты прикасаешься ко мне и целуешь, я хочу только одного — чтобы это никогда не кончалось. И ты всегда в точности знаешь, что делать.

— Один лишь звук твоего голоса наполняет меня потребностью любить тебя, заставить кричать от наслаждения!

— Но я такая неловкая и ничего не знаю! Ты, должно быть, смеешься над моей неопытностью!

— Арабелла, — заявил он, отодвигаясь подальше, — не желаю больше это обсуждать. В конце концов я не каменный!

— В таком случае, почему ты поцеловал меня? — возразила она.

— Потому что ты рядом, ты прекрасна, и я люблю тебя. Его слова прозвучали как гром среди ясного неба. У Арабеллы перехватило дыхание; она беспомощно смотрела на Камала. Бешеный стук сердца отдавался в ней барабанной дробью. Судорожно сглотнув, она тихо охнула.

Камал, проклиная себя, быстро встал. Но теперь ничего не поделаешь, он проговорился, и сказанного не вернешь.

— Уже поздно, — резко сказал он, — и ты, должно быть, устала. Пора спать.

Но Арабелле было не до сна. Она смотрела, как Камал идет к шатру и опускает за собой занавеску. В ушах все еще звучало ошеломляющее признание. Девушка засыпала песком умирающий огонь, подхватила одеяла и медленно направилась к шатру. Внутри было темно.

— Камал…

— Что?

— Я принесла одеяла.

— Хорошо. В горах по ночам холодно. Они нам понадобятся.

Арабелла долго стояла, не шевелясь, пока глаза не привыкли к полумраку. Наконец она разглядела его силуэт. Камал лежал на спине, подложив руки под голову. Текли минуты, но Арабелла думала лишь о нем и сознавала, что лихорадочный стук сердца не унимается. Понимая, что Камал старается защитить ее от самой себя и собственных чувств, чувств, которые, как считал он, присущи ему одному, она все-таки снова окликнула:

— Камал?

— Что? — нетерпеливо, почти рассерженно отозвался он.

— Ты согреешь меня лучше одеял.

Почему она продолжает дразнить его, черт бы ее побрал!

Камал порывисто привстал, жалея, что не может отчетливо видеть ее лицо.

— Ложись и постарайся заснуть.

— Хорошо.

Она опустилась на меха, поближе к нему, так что он невольно прислушался к ее дыханию и, в конце концов, был вынужден повернуться на другой бок.

— Ты вправду любишь меня? — неожиданно спросила она.

— Нет, черт возьми! Я говорю всем своим женщинам именно то, что они хотят слышать!

Наступила гробовая тишина. Потом раздалось сдавленное рыдание. На щеке Камала задергалась жилка.

— Клянусь Аллахом, — процедил он, — ты решила окончательно лишить меня гордости?

— Нет, — прошептала она, всхлипнув.

— Прекрати плакать!

— Нет… не могу.

— Ты утверждала, что никогда не падаешь в обморок и не закатываешь истерик!

— Это не истерика! — выкрикнула она и заплакала еще громче.

Камал выпалил длинное арабское ругательство и рывком привлек ее к себе.

— Тише, родная, не плачь. Я не вынесу твоих слез. Он, сам не сознавая того, нежно погладил ее по голове и поцеловал в висок. Она слегка повернула голову, и его губы коснулись ее соленой щеки.

— Нет, любимая, — пробормотал он, прижимая ее к себе, — не плачь.

— Хорошо, — согласилась Арабелла, шмыгая носом. Камал улыбнулся, но тут же застыл, ощутив, как тонкие пальчики осторожно обводят контуры его лица.

— Камал, пожалуйста, люби меня.

— Но я не хочу делать тебе больно!

— Мое тело изнывает от одиночества.

Его рука словно сама собой скользнула в вырез халата и начала ласкать ее груди. Арабелла инстинктивно выгнулась и притянула его голову вниз. Прикосновение ее затвердевшего соска наполнило его исступленным желанием.

— Скажи мне, что делать. Я хочу подарить тебе такое же блаженство.

— Ощущать, как ты прижимаешься ко мне, слышать тихие стоны, пить твою сладость — большего наслаждения мне никто не может дать.

Но Арабелла не поверила и, чтобы доказать свою правоту, провела ладонью по его груди и животу. Камал шумно втянул в себя воздух, и Арабелла лукаво усмехнулась.

— Ты еще одет, — шепнула она, пытаясь развязать тесемку его шальвар. Камал тихо застонал и в мгновение ока сбросил с себя все, оставшись обнаженным. Ему казалось, что еще немного, и он потеряет рассудок. Она была такой теплой и нежной, что он затрепетал.

— Можно я тоже коснусь тебя? Тебе это понравится?

— Да, — с трудом выдавил он.

— Твое прекрасное тело… словно изваяно скульптором и так не похоже на мое.

— Благодарение Богу и Аллаху.

Но все шутки были тотчас забыты, когда ее пальцы сомкнулись вокруг его плоти, сначала нерешительно, потом, как только она почувствовала ответный трепет, все смелее. Камал снова застонал, поднимая бедра, и в самый последний момент схватил ее руку и отвел.

— Не спеши, иначе все слишком быстро кончится.

— Но мне совсем этого не хочется, — засмеялась Арабелла. Камал прижал ее к земле, раздвигая бедром стройные ноги.

— Вот как, миледи?

В эту минуту он понял, как безгранично ее доверие, как безоглядно отдается ему эта женщина, и, потершись щекой о камешек соска, положил руку ей на живот.

— Пожалуйста, поцелуй меня, — взмолилась Арабелла.

Камал поднял голову.

— Куда именно, дорогая? — И, приложив палец к разгоряченной щеке девушки, весело хмыкнул: — Кажется, твой нос опять покраснел?

— Хочу, чтобы ты целовал меня всю.

— В этом Арабелла, у нас всегда будет царить полнейшее согласие.

Его губы дразнили ее, терзали, соблазняли, пока ей не захотелось кричать и извиваться, чтобы освободиться от пульсирующего тепла внизу живота.

—Ты такая нежная и открытая, дорогая.

— Прошу тебя, Камал, — простонала она, вцепившись ему в волосы.

— Да, — выдохнул он.

Сейчас для Арабеллы не существовало ничего, кроме этого человека и наслаждения, которое он дарил ей. Она снова и снова умирала и возрождалась в его объятиях, парила в недосягаемой выси, издавая жалобные прерывистые крики, сливалась с возлюбленным в единое существо.