Дина Лампитт - Серебряный лебедь

Когда ее внесли обратно и уложили в постель, она все еще причитала, что ненавидит дом.

— Ради Бога, позовите доктора, — сказала старуха, в которую превратилась Клоппер. — Это истерика, она может убить ее.

Но Том, друг детства Мелиор Мэри, возразил:

— Здесь лучше поможет не доктор. Я поеду за ним. Он никогда не был вдали от нее.

— Кто?

— Митчел, конечно!

— Митчел! Уж он-то знает, как с ней обращаться.

— Итак, ты вернулся. Черт возьми, мальчик мой, ты заставил меня волноваться. Я думал, что ты серьезно заболел, — сказал Джозеф.

Стоял июль, и Кастилия утопала в зное, но во дворе виллы, принадлежащей вельможе Гейджу, били фонтаны, и деревья отбрасывали прохладную тень на то место, где сидел он сам, обмахиваясь веером из перьев. У его ног лежал Черномазый, похожий на кудрявую собаку, и, когда к ним приблизился Гарнет, Джозеф слегка толкнул ногой негра.

— Этот бездельник все время спит. Переступи через него и садись. Скажи-ка, какие новости от принца?

— Никаких. Я его не видел. По дороге в Бристоль я действительно заболел, потому и задержался.

Джозеф налил ему немного вина слегка дрожащей, но все еще очень изящной рукой.

— Выпей немного. Тебе понравится. Я припрятал его, когда мы впервые приехали в Испанию много лет назад.

Джозеф очень сильно, даже как-то болезненно любил Гарнета и не задумываясь отдал бы за него жизнь. Он обожал сына так же, как обожал когда-то его мать. Но лицо его ничего не выразило, и он, полуприкрыв глаза, спросил:

— Так что же случилось?

— Я подхватил эту болезнь в Лондоне, а заболел во время своего путешествия и, наверное, умер бы, если бы не милосердие монахов.

— Где это произошло?

— В Инглвудском монастыре — это в Беркшире, около Кентербери.

Джозеф покачал головой. Он уехал из Англии тысячу лет назад, и даже если когда-то и слышал эти названия, то давно забыл их.

— Но эта история плохо кончилась. Монах, который за мной ухаживал, заразился от меня и умер.

Джозеф отпил немного вина.

— Он был старым?

— Трудно сказать. Выглядел он стариком, но, скорее всего, ему не было и шестидесяти. Он был очень добрым и мягким. Немного сумасшедшим, возможно. Много лет назад его нашли монахи: он бродил без цели, потеряв память.

Джозефа это не тронуло.

— Он и мухи не обидел, а я убил его!

— Ну, перестань, Гарнет. Ты же не можешь отвечать за естественные природные процессы.

— Что ты хочешь сказать?

— Если ему суждено было умереть, это случилось бы и без твоего вмешательства.

— Ты действительно этому веришь? И так же думал, когда умирала моя мать?

Джозеф колебался, не зная, что ответить. Во сне вздохнул и пошевелился Черномазый.

— И да и нет. Она могла бы прожить гораздо дольше, но, возможно, у нее не было другого выхода.

— Не понимаю.

— Да.

Это было заключительным словом. И в тени деревьев и виноградных лоз воцарилась полная тишина — слышалось только журчание серебристых фонтанов.

— Он был добрым человеком, — тихо сказал Гарнет.

— Раз он вернул тебе здоровье, я в вечном долгу перед ним. Как его звали?

— Этого никто не знал, он и сам не помнил. Но у него было имя, которым его называли монахи.

— Какое?

Стояла тишина, и судьба колебалась. Должен ли Джозеф Гейдж, который так много страдал в этой жизни, но все-таки одержал блестящую победу над всеми своими горестями и неудачами, страдать от новой боли? И Гарнет, не имевший того великого дара, которым обладали его родители и все предки, начиная от доктора Захария, слегка приподнялся на стуле, словно хотел избавиться от тяжелого груза, и сказал:

— Маленький Монах. Они называли его Маленьким Монахом.

— Упокой, Господи, его душу, — проговорил Джозеф, и снова все вокруг стихло, и слышались только плеск фонтанов, бульканье наливаемого вина и похрапывание Черномазого.

— Вылезайте из кровати! — приказал Митчел. — Вылезайте и немедленно раздвиньте шторы! Вы должны сделать это, мисси, ради всех нас.

Мелиор Мэри пребывала в таком состоянии уже месяц, лежа в затемненной комнате и разглядывая стены и потолок. Она ничего не ела, кроме куска хлеба в день, перестала пить свою чудесную воду из Малверна, и возраст уже начал нагонять ее. Вокруг глаз и на щеках появились морщины, а знаменитые серебристые волосы потеряли блеск и безжизненно повисли вдоль щек.

Она посмотрела на него, но в огромных сиреневых глазах были безразличие и пустота.

— Что вы от меня хотите? — сказала она совершенно неузнаваемым голосом.

— Я хочу, чтобы вы вернулись к жизни, Мелиор Мэри. Вы же попросту можете умереть, если будете месяцами лежать здесь! Вы обязательно умрете, если сейчас же не встанете.

Но он был уже стар и утратил свою власть над нею. О прежнем Митчеле напоминали только ужасный шрам и сверкающие глаза.

— Уходите!

— Нет. Я не могу оставить вас в таком состоянии. Я люблю вас, мисси, и хочу, чтобы вы снова зажили нормальной жизнью.

— Я никогда не смогу этого сделать.

— Возможно, вы и правы. Вы не сумеете жить как красивейшая из женщин, но вполне можете встать с постели и вести жизнь, достойную хозяйки поместья. Саттон нуждается в вашей заботе и внимании.

Мелиор Мэри беспомощно засмеялась.

— Неужели? Прекрасно! Он этого не дождется. Проклятый дом разрушил мою жизнь, так пусть теперь тоже пострадает!

— Что вы хотите сказать?

— Он на долгое время ослепил меня. Я думала, что это древнее наследие значит больше, чем любовь, и так долго колебалась, что потеряла Чарльза Эдварда. Теперь мне остается только превращаться в глубокую старуху.

Она отвернулась и горько заплакала, уткнувшись в подушку.

— О, не надо, мисси, не надо! Мое сердце разрывается на части, когда вы произносите такие трагические слова!

Митчел почувствовал себя разбитым и уничтоженным. Он больше ничего не мог придумать, чтобы хоть как-то подбодрить свою хозяйку. Из его глаз тоже закапали слезы.

— Перестаньте, Митчел! — воскликнула Мелиор Мэри, подняв лицо от подушки и увидев, что он плачет. — Пожалуйста!

Но он не смог ответить ей, понимая, что дни его борьбы закончились и теперь он бессилен.

— Митчел, — сказала она уже более мягко, — вы будете довольны, если я поднимусь с постели сегодня?

— Да, — ответил он сквозь слезы. — Да, если вы пообещаете правильно жить дальше.

— Только никакого общества.

— Возможно, это и к лучшему. — Он посмотрел на ее постаревшее лицо. — Мисси, возможно, вы сейчас ненавидите Саттон, но со временем снова научитесь любить свой дом.

Мелиор Мэри тяжелым взглядом окинула его с ног до головы: — Посмотрим.

Стоял декабрь, и в Кастилии шел снег. Пернел Гейдж и ее братья-близнецы Джеймс и Джекоб, никогда не видевшие такого, вырвались из рук дедушки и выбежали во двор, увитый виноградом. С неба падали крупные белые хлопья, и дети смеялись, пытаясь поймать их губами.