Гейл Линк - Неугасимое пламя

Единственной его отрадой были письма возлюбленной.

Но черт побери, этого было недостаточно! Ему нужно было ее присутствие. Находясь рядом с ним, она сумела бы избавить его от мрачных мыслей, горького разочаровании, отчаяния и гнева.

Сколько раз он читал и перечитывал ее письма! Мэтью потерял этому счет. Он знал их все наизусть.

«Мой обожаемый Мэтью!

Я беспрестанно молюсь о том, чтобы ты был в добром здравии и безопасности. Твои родные и я с нетерпением ждем того дня, когда ты возвратишься к нам, когда эта бесконечная война все-таки закончится, когда каждый сможет вернуться в те места, которые он покинул».

Далее она передавала ему новости о плантации Бель-Шансон и ее обитателях, новоорлеанские сплетни, свои собственные наблюдения. Трезвость ее оценок восхищала его. Как бы помогли ему сейчас рассудительность и благородство Рэчел!

Мэтью сделал еще глоток виски, думая о своем вчерашнем визите в Белый Дом. Интересно, что сказала бы Рэчел об Аврааме Линкольне? На Мэтью произвело огромное впечатление спокойное достоинство, с которым держался этот человек, его проницательный взгляд. Война тяжелым бременем лежала на плечах президента, но, по мнению Мэтью, тот был в состоянии справиться с этой ношей. Поговорив с ним полчаса с глазу на глаз, Мэтью покинул Белый Дом с чувством надежды. Усилиями Линкольна исход войны мог стать менее кровавым, чем того хотелось кое-кому из членов правительства.

Все это Мэтью описал в своем дневнике. Он хотел, чтобы Рэчел когда-нибудь прочла его записи и увидела, как много значила для него их любовь. Рэчел была его путеводной звездой во мраке адского наваждения.

Мэтью раскрыл дневник, перечитывая последние слова:

«Есть множество вещей, за которые стоит сражаться: любовь, честь, родина, но важнейшая для меня — теперь я знаю это точно — любовь. Ради нее я, если придется, пожертвую всем остальным.

Я выполняю последнее задание, любовь моя, и возвращаюсь к тебе. Как обещал».

Штат Нью-Йорк. Четыре месяца спустя

Всеми силами души Мэтью стремился сдержать обещание. Однако обстоятельства были против него. Его заключительное задание окончилось провалом. Мэтью удалось обнаружить организацию северян, сочувствующих и действующих в пользу Конфедерации, и он не сомневался, что сумеет разоблачить и обезвредить их, но в последний момент был выдан двойным агентом.

По иронии судьбы, его передали в руки того самого человека, за которым он охотился, — руководителя обширной группы заговорщиков-южан, не гнушавшихся никакими средствами для ослабления юнионистов. В ход шли грабежи, саботажи, убийства.

Сейчас Мэтью ожидал приговора своих тюремщиков. Он почти не надеялся остаться в живых. В глазах этих людей он был предателем, изменившим делу Конфедерации. Шпионом. Возмездием за это скорее всего должна стать смерть.

Он пошевелился, и боль пронизала его тело. Оно было почти целиком покрыто синяками и кровоподтеками. Чтобы получить от него информацию, его жестоко избили. Вопреки ожиданиям своих палачей он молчал, и его били снова. Один из них даже приставил к голове Мэтью пистолет и со смехом нажал спусковой крючок.

Пистолет не был заряжен.

— Я надеюсь, что скоро убью тебя, — проскрежетал теперь этот человек прямо в ухо Мэтью. — Ты сукин сын, грязный креол, дружок черномазых. — И он с размаху ударил пленника по лицу.

— Как это смело с твоей стороны, — проговорил Мэтью, сплевывая кровь, струившуюся по разбитым губам, — разговаривать так с человеком, у которого связаны руки. Интересно, ты будешь таким же храбрецом, если мне их развяжут?

— Меня это не волнует, мистер Притворщик, вы ведь джентльмен. А что до меня, — тут он выплюнул прямо на пол табачную жижу, — я бы охотно перерезал тебе горло. Тогда нам не пришлось бы тратить на тебя пулю!

— Ну-ну, Джонни, — прервал его человек, явно старший в этой группе. — Разве так следует разговаривать с нашим высоким гостем?

Он прошел в угол, где находился Мэтью, привязанный к стулу, и, взяв другой стул, уселся напротив него.

— Я полагаю, вы догадываетесь, почему я здесь, — произнес он преувеличенно любезным тоном.

Его выговор, как показалось Мэтью, выдавал в нем человека образованного, уроженца Миссисипи.

— Почему бы вам самому не рассказать мне об этом? — возразил ему Мэтью.

— Прежде всего, вы не тот, за кого себя выдаете.

— Разве?

Ответом на вопрос был новый удар в лицо, нанесенный кулаком Джонни.

Человек, сидевший на стуле, улыбнулся:

— Но мы знаем, кто вы на самом деле.

— Так просветите меня, — сказал Мэтью, напрягаясь в ожидании очередного удара, которого, однако, не последовало.

— У нас есть свои источники, дружище, — усмехнулся его собеседник.

Из кармана куртки он извлек какую-то бумагу. Это оказался сделанный углем портрет Мэтью, под которым было написано его имя. Он поднес рисунок к лицу Мэтью, давая ему возможность прочесть подпись.

— Прекрасная работа, не правда ли? И хотя художник не успел воплотить набросок в живописное полотно, вас узнать не трудно. Верно, мистер Деверо?

Мэтью хранил молчание.

— Мы, собственно, не нуждаемся в вашем подтверждении. При этом я не могу не признать, что ваша последняя личина новоорлеанского картежника по имени Доминик была весьма удачной. — Он прошелся по комнате и, вернувшись назад, встал прямо перед Мэтью. — Разрешите мне представиться, сэр. Капитан Брэдли Мартин, к вашим услугам. — Он засмеялся и продолжил: — Я, правда, подозреваю, что мое имя вам давно известно, капитан Деверо. Но не в этом дело. Я пришел сказать вам, что вы представляете собой проблему, требующую внимания.

Мэтью по-прежнему молчал, и Мартин снова занял свое место.

— Вы тот, кого я презираю больше всего на свете, мистер Деверо. Вы предали свою страну. Вы должны были поставить свои таланты на службу Луизиане, на службу нашему правому делу, а вместо этого вы изменили собственной родине во имя дурацкой идеи о величии Соединенных Штатов.

Мартин снова полез в карман и вытащил что-то еще. Это было кольцо Мэтью.

Мэтью коротко вздохнул, ноздри его расширились. Придя в себя после очередного избиения, он обнаружил исчезновение кольца и решил, что кто-то из его мучителей польстился на золото.

Мартин подбросил кольцо и, поймав его, сжал руку в кулак.

— Подходящая вещица, чтобы предъявить ее янки, не так ли?

— Верните кольцо, — потребовал Мэтью.

Мартин и Джонни засмеялись.

— Боюсь, что не смогу этого сделать, — с сожалением в голосе проговорил Мартин. — Я предполагаю, что ваша семья захочет иметь его как память о доблестном сыне, погибшем в борьбе за дело врагов своей родины. А чтобы хоть как-то их утешить, мы добавим к кольцу ваши дневники и письма вашей подружки. Вам они больше не понадобятся.