Наташа Лестер - Швея из Парижа

Оказавшись рядом с мужчиной, она поцеловала его в обе щеки, улыбнулась и громко произнесла:

– Здравствуй, дорогой!

Интонацию она тоже переняла у манекенщиц – таким голосом они пытались соблазнить мужей богатых клиенток, и зачастую успешно.

– Рад, что ты пришла, – пробормотал он в ответ, скользнув ладонью по ее талии. Он подыграл Эстелле, а значит, она не ошиблась.

– Я увлекаюсь орнитологией, – шепнула она. – Особенно одной птичкой… «козодой» называется.

Мужчина ничем не выдал своей заинтересованности.

– Потанцуем? – Он извинился перед собеседниками, взял ее за руку и повел на площадку, где пары кружились под музыку.

Он потянулся развязать тесемки плаща, однако Эстелла покачала головой. Не передавать же карты в руки театрального посетителя!

– Я бы предпочла его не снимать.

Она очутилась в руках мужчины, и тот закружил ее по залу. Проклятая музыка зазвучала медленнее, фокстрот сменился вальсом. Учитывая позднее время и то, что большинство посетителей театра были в состоянии опьянения, главным для них стало очутиться поближе к партнеру по танцу; Эстелла поняла, что неуместно оставаться с незнакомцем на расстоянии вытянутой руки. Когда мужчина шагнул ближе, она сделала то же самое, и они оказались лицом к лицу, соприкоснувшись телами. Крепкие мускулы, сильный загар – словно мужчина проводил на открытом воздухе больше времени, чем в помещении; карие глаза и почти такие же темные волосы, как у нее. А ведь он не француз, хотя и владеет языком в совершенстве; произношение безупречное, однако слишком заученное и слишком идеальное, чтобы быть родным.

Незнакомец ожидал, пока она что-нибудь скажет. Эстелла понимала: кровь на рубашке месье Омона и то, как он говорил, однозначно намекали – он и, возможно, мама ввязались во что-то намного более опасное, чем помощь беженцам на вокзале, и незнакомец был частью этого. Она не доверит ему ничего, кроме того, что велел месье Омон, которого она знала с детства.

– Полагаю, у меня для вас кое-что есть, – сказала она, перейдя на английский.

– Да кто вы, черт возьми? – удивленно спросил он, также по-английски, контролируя свою интонацию.

– Вы меня не знаете. – Эстелла вновь переключилась на французский.

– С конспирацией у вас не очень. – Он указал на платье, которое предназначалось для того, чтобы кружить головы, хотя сейчас это было последним, чего хотела Эстелла. – Кому есть что скрывать, не наденет такое платье.

Она услышала то, что он попытался скрыть, а именно усмешку.

– Ничего смешного здесь нет, – резко произнесла Эстелла. Последние крупицы отваги покидали ее. Она должна выполнить поручение, вернуться, чтобы помочь месье Омону – Боже, спаси его! – и наконец добраться до дома, надеясь, как никогда еще не надеялась, что с мамой все в порядке.

– Острый же у вас язычок.

– Потому что я в жуткой ярости, – отбрила его Эстелла. – Мне нужно повесить плащ в надежном месте. Порекомендуйте что-нибудь.

– Выйдем на лестницу. Питер присмотрит за ним. – Все это время они танцевали, не убирая с лиц улыбки; никто, кроме них двоих, не подозревал, что дела обстоят не так, как кажется со стороны.

Эстелла кивнула, выпуталась из рук незнакомца и вышла из зала, развязывая тесемки. При этом она провела по шву слева и на мгновение задержала руку, надеясь, что, если мужчина тот, кому нужно передать карты, за которые заплачено кровью, он заметит ее движение. Лишаться плаща не хотелось; ткань стоила ей месячной зарплаты. Но цена невелика, если это поможет месье Омону. И маме. И Парижу.

Эстелла передала плащ человеку, на которого указал незнакомец, и бросилась вниз по лестнице, отчаянно желая оказаться дома. Она зашагала по ночному городу, прочь от того, чего не хотела знать, что пугало ее и заставляло понять, что прежняя жизнь при швейной мастерской в Париже в окружении красивых вещей закончилась.

Кто-то коснулся ее руки. Эстелла подпрыгнула. Она не слышала шаги, но каким-то образом мужчина очутился рядом.

– Наденьте. – Он протянул ей черный пиджак. – Ночью в таком платье вы не доберетесь до дома живой. На плаще кровь. Ваша?

Он провел ладонью по ее щеке, и Эстелла отпрянула, однако догадалась по положению его руки, что он не собирается нападать на нее, наоборот, поступок вызван благородными намерениями – мужчина хочет проверить, не ранена ли она. Ее реакция заставила незнакомца убрать руку – настолько поспешно, будто он ее и не поднимал.

– Кровь не моя. Это кровь месье…

Он оборвал ее:

– Мне лучше не знать имя. Можете отвести меня к нему?

Эстелла кивнула, и незнакомец последовал за ней. Он явно знал Париж так же хорошо, как и она – ни разу не спросил дорогу, шел быстро, как бы случайно держась рядом. Когда они, миновав пассаж Шарлемань, устремились в Деревню Сен-Поль [21] Деревня Сен-Поль – исторический район Парижа, застраивался в XVI–XVIII веках. и попали в непроходимый лабиринт выбеленных осыпающейся известью дворов, мужчина вопросительно посмотрел на Эстеллу.

Она заговорила – впервые после того, как они ушли из театра:

– Еще немного дальше. Кто вы?

– Для вас будет безопаснее не знать, – покачал он головой.

Шпион. Она должна была задать еще один вопрос, хотя и понимала, что здесь, укрывшись за стенами бывшей приходской деревни, он может выстрелить в нее, или ударить ножом, или что еще делают люди подобные ему с теми, кто перешел им дорогу.

– На чьей вы стороне?

– Я не поблагодарил вас, – проговорил он вместо ответа. – Но эти бумаги помогут народу Франции в великом деле.

– И Британии? – Она старалась вытянуть больше информации.

– И всем союзникам.

Деревянные ворота дома на рю де Севинье возникли перед ними внезапно; Эстелла проскользнула во двор и резко остановилась, увидев на земле месье Омона.

Она метнулась вперед, но мужчина удержал ее.

– Я сделаю все, что смогу. Он заслужил достойных похорон, и он их получит. Обещаю.

Похороны… Боже, а как же?..

– Мама! – ойкнула Эстелла. Ее голосок был едва различим в глухой ночи погруженного в светомаскировку города.

– Идите к ней.

– А месье?

– Я о нем позабочусь.

Эстелла обернулась. Страх наконец сорвал с нее покров безрассудства, который она носила до сих пор. Она видела только мамино лицо, молясь, чтобы месье Омон в свои последние секунды сказал правду и мама действительно в безопасности.

– Бегите из Франции, если можете. И будьте осторожны.

Слова прошелестели сквозь воздух; расчетливый тон исчез, приняв почти заботливый оттенок, и Эстелла твердила это напутствие про себя всю дорогу к дому. Мама, ты тоже будь осторожна. Я иду.

Консьерж, к счастью, храпел в кресле, и Эстелле не пришлось оправдываться за свой перепуганный вид и мужской смокинг поверх платья. Она взбежала по винтовой лестнице на верхний этаж, прыгая через ступеньки. По телу прокатилась волна облегчения – мама сидела в темной кухне и пила кофе. Однако облегчение испарилось, когда Эстелла заметила, что мама очень бледна, а кофе выплескивается из чашки – так дрожат ее руки.