Лори Макбейн - Золотые слезы

— Этьен, поторопитесь, каждая минута на счету… — начал было Николя, но замер на полуслове, увидев Этьена, окаменевшего с книгой в руке посреди кабинета. Пожилой господин недоуменно смотрел на того, кто с достоинством восседал в кожаном кресле за столом. — Алан, какого черта ты тут делаешь? — изумленно спросил Николя, замечая в руке у кузена бокал с бренди и пистолет, лежащий перед ним на куче бумаг.

— Я остаюсь, — спокойно заявил тот, обводя равнодушным взглядом присутствующих.

— Что ты говоришь?! Вода в реке поднимается, и скоро дом затопит.

Алан отхлебнул бренди и с усмешкой сказал:

— Как ты похож на Филипа, Николя! И выглядишь, и говоришь совсем как он. Правда, старик был чертовски отважен и ничего не боялся. А ты, его сын, удираешь из Бомарэ, поджав хвост! Выходит, что несравненный Николя де Монтань-Шанталь просто трус! Впрочем, только трус мог убить собственного брата!

— Алан, сын мой, что ты говоришь?! — вымолвил Этьен.

— Сын? — с издевкой обратился к нему Алан.

При этих словах Этьен стал белым как стена и выпустил из рук книги, которые с грохотом обрушились на пол.

— Не пора ли открыть, наконец, истину, папа? — продолжал Алан. — Пусть Николя все же узнает, почему ему не видать Бомарэ как своих ушей! Так вот, Николя, ты мой брат. Я Алан де Монтань-Шанталь, а вовсе не Феррар, как все до сих пор предполагали. Если не веришь, можешь спросить у него. — Алан кивнул на Этьена.

— Ты сошел с ума, — беззвучно вымолвил Николя.

— Я? Взгляни на Этьена, и ты поймешь, что это не так.

Николя медленно обернулся к дяде и увидел, что тот не в состоянии поднять глаз и взглянуть на кого-либо из присутствующих.

— Это правда? — с металлом в голосе спросил у него Николя.

— Да. Алан действительно сын Филипа.

— Ну вот! Наконец-то! Положен предел многолетней лжи! — победоносно воскликнул Алан.

— Говоришь, что ты мой брат? А чем ты можешь доказать это? — сощурился Николя, впервые в жизни с удивлением признавая, что между ним и Аланом есть внешнее сходство.

— Слишком уж неприветливо и высокомерно ты обращаешься ко мне, братец. А между тем я не просто Монтань-Шанталь, я старше тебя. А значит, это я наследник Бомарэ, а вовсе не ты, — выпалил Алан и полез во внутренний карман сюртука. — Вот завещание моего отца, Филипа де Монтань-Шанталя, объявляющее меня наследником Бомарэ, — сказал он, взмахнув в воздухе бумагой. — Я здесь хозяин, а не ты.

— А почему ты вспомнил об этом сейчас, а не год назад, когда отца не стало? — спросил Николя.

— Да потому что эта старая лиса умудрилась его спрятать! — расхохотался Алан. — Я искал это чертово завещание со дня его смерти! Сколько бессонных ночей провел я, обследуя каждый дюйм этой самой комнаты! Я не мог заявить о своих правах на Бомарэ до сего времени. А благодарить за это должен малыша, случайно наткнувшегося на тайник, когда он возился со своими солдатиками.

— Меня? — изумился Пэдди, оказавшись неведомо как в центре внимания.

— Я был в кабинете в тот вечер, когда ты приходил сюда за своим солдатиком. Представляешь, как я удивился, когда ты прямиком направился к подоконнику и сдвинул крышку тайника, который я столько времени искал, а затем, даже не оглянувшись по сторонам, вышел вон!

Николя медленно подошел к окну, обследовал поверхность подоконника, нащупал щель и открыл тайник. Через миг он достал оттуда отцовский дневник и быстро перелистал страницы. Когда он наткнулся на след от вырванных листков, кровь прихлынула к его вискам, и Николя вопросительно взглянул на Алана.

— Да, ты прав, — самодовольно усмехнулся тот. — Я прочел последние страницы, вырвал их и сжег. Так что ты ничего не сможешь доказать, Николя. Тем более, я стану хозяином Бомарэ, а значит, одним из самых влиятельных людей в Луизиане.

— А что, по-твоему, я мог бы попытаться доказать? Что ты скрываешь, Алан?

— Мне скрывать нечего! — воскликнул Алан. — Я хозяин Бомарэ, а остальное тебя не касается!

— Нет, Алан, — печально покачал головой Этьен. — Ты здесь не хозяин.

— Если бы все получилось, как вы с Филипом задумали, я не получил бы ничего. Вы украли мое имя и права наследования. Я не знаю, почему ты согласился назваться моим отцом, но то, что ты им не являешься, сомнению не подлежит. Все эти годы я молчал и ждал своего часа. Я был уверен, что наступит день, когда Бомарэ перейдет ко мне на законном основании. Разве это не справедливо? Ведь я единственный сын Филипа.

— А как же быть с Франсуа и Николя? — со все возрастающим ужасом спросил Этьен.

— Франсуа мертв, а Николя с позором изгнали из дома и лишили наследства.

— Выходит, это входило в твои планы? — вдруг возвысил голос Этьен, и глаза его налились кровью. Николя никогда не видел его таким, и для Алана перевоплощение старика также оказалось полной неожиданностью. Mapa в этот момент подумала, что если дьявол действительно существует, то он вполне мог бы принять обличье Алана — настолько отвратительно тот выглядел.

— Получается, что ты все это время знал правду? И терпеливо ждал удобного случая заявить миру о том, кто ты есть? Но откуда тебе стало все известно? Мы с Филипом никогда не говорили об этом, — сказал Этьен.

— Один раз говорили. Вы с отцом спорили о том, какое образование мне дать. Решался вопрос о том, стоит ли мне остаться в Париже или следует вернуться в Новый Орлеан. Филип хотел сделать меня управляющим одной из своих плантаций, а со временем и ее хозяином, Ты помнишь ваш спор? Филип сказал: «В конце концов, он мой сын, Монтань-Шанталь. У него должна быть своя земля. Не забывай, в его жилах течет моя кровь». Представляешь, каково мне было вдруг узнать такое! А если я его сын, то почему не могу стать хозяином Бомарэ?

— Да, я помню этот разговор, — признался Этъен, и в его голосе задрожали слезы. — Это было через несколько дней после того, как Николя обвинили в убийстве Франсуа.

Николя грозно шагнул вперед, но остановился, когда увидел, что Алан потянулся к пистолету.

— Так это был ты?! Ты убил Франсуа?! Господи, я мог заподозрить кого угодно, но только не тебя!

— Еще бы, ведь я всегда был вне поля зрения Монтань-Шанталей! На меня никто не обращал внимания. И особенно высокомерно всегда держался Франсуа. Хоть бы раз заговорил со мной! Так ведь нет! Только и знал, что разъезжать на своей кобыле по полям. Он всегда был дураком, выскочкой. Вы оба сыграли мне на руку, когда затеяли эту глупость с дуэлью. Я притаился за дубом и ждал, пока ты поднимешь пистолет, и тут же прицелился сам. Выстрелили мы одновременно. Только я в отличие от тебя целился Франсуа в сердце и попал. — У Николя побелели губы, а ладони невольно сжались в кулаки. — Когда Франсуа не стало, тебя с позором прогнали, и мне ничто не мешало занять ваше место. К чьей еще груди мог припасть убитый горем старик? Мы очень сблизились с Филипом, и все шло прекрасно… по крайней мере до тех пор, пока эта сука Селеста не родила Жана-Филипа! Сына! Наследника! Я не мог поверить в то, что после долгих лет бесплодия ей удастся это сделать. И вот у меня снова появился соперник, новый Монтань-Шанталь. Однако Филип успел написать завещание на мое имя до его рождения. Я с легкостью нашел его, покопавшись в столе у отца. Но в один прекрасный день Филип послал за поверенным, и я понял, что он собирается изменить завещание. У нас произошел неприятный разговор. Я сказал, что он не имеет права лишать меня наследства, поскольку я тоже его сын. И потом, разве кто-нибудь другой вложил в эту землю столько, сколько я? Филип был потрясен, когда я прямо заявил о своих правах. Он тут же заподозрил меня в убийстве Франсуа и задал вопрос в лоб, так что я растерялся и не посмел солгать. Надо было видеть его лицо в тот момент!.. Филип ударил меня по лицу и прогнал. А на следующий день, когда мы с ним осматривали дамбу, велел мне убираться из Бомарэ, в противном же случае пригрозил пристрелить как бешеного пса.