Паола Маршалл - Жемчужина Сиднея

— Догадываюсь, — ответил Алан; он слышал, как Эстер бредила. — Я для них обоих в лепешку расшибусь… и для тебя тоже. Но не все зависит от меня. Если что-то случится, я тебя позову.

Разлученный с Эстер, его любовью, его звездой, без которой его жизнь лишится смысла, Том рухнул в кресло и закрыл лицо ладонями.

Он женился на ней в шутку, считал ее лишь очередным приобретением на пути к власти и могуществу, и теперь сам оказался в ее власти. Они — две половинки одной души, соединенные судьбой, и если Эстер умрет, что останется Тому Дилхорну?

В спальне Алан и Сара суетились вокруг Эстер. Выйдя из комнаты, Сара увидела, что Том стоит в коридоре, прижавшись к стене здоровым плечом. Его лицо было мертвенно-бледным.

— Том, сядь хотя бы, — в ужасе воскликнула Сара. — Ты себя в гроб загонишь.

Он отказался.

— Нет, пока Эстер так мучается. Боже, Сара, я был таким эгоистом, а она такая малышка. Она знала, как сильно я хочу ребенка. За все эти месяцы она даже не пожаловалась ни разу.

— Не отчаивайся, — с чувством сказала Сара. — Алан думает, что ему удастся спасти обоих. Рожать всегда тяжело.

— Но это же Эстер, а я никого не любил, кроме нее… и я ничего не могу сделать, ничего. Если бы я мог забрать себе ее боль, но я и этого не могу… Если я ее потеряю, мое сердце разорвется на части.

Он закрыл лицо ладонями и разрыдался.

Сара никогда не думала, что увидит Тома Дилхорна таким расстроенным.

— Ты сам на себя не похож, Том… Я прошу тебя, мужайся.

— Нет, ты видишь, я не могу.

Он сжал ее руку с такой силой, что Сара чуть не вскрикнула.

— Пообещай, что если случится беда, ты меня впустишь. Я должен быть с ней.

— Конечно. Доверься нам, Том. Если дойдет до самого худшего, мы сразу же тебя позовем.

Казалось, эта ночь никогда не кончится. Силы Эстер таяли. Она так долго мучилась и так ослабела, что начала погружаться в блаженную пустоту, где не было ни боли, ни радости.

Ее внутренний голос, помогавший ей поначалу, давно умолк. Воля и мужество ее покинули. Алан, не сводивший с нее глаз, увидел то, что иногда встречал и раньше: в ее взгляде появилось смирение и умиротворенность. Он знал, что это означает. Эстер умирала.

Сара тоже заметила. Со скорбным лицом она обратилась к мужу:

— Позвать Тома?

— Нет! — решительно воскликнул Алан. — Рано. Я их не потеряю. Хотя бы Эстер спасу.

Услышав имя Тома, Эстер распахнула глаза, но снова их закрыла.

Алан схватил ее подмышками, усадил на кровати и подсунул ей под поясницу диванный валик.

— Эстер! — настойчиво позвал он. — Посмотри на меня.

Ее глаза открылись.

— Делай, как я скажу. Ради Тома и ребенка.

«Том и ребенок, — прошептал ее внутренний голос. — Подумай о Томе и ребенке. Не спи. Сон это смерть. Помни, Эстер, Том и ребенок. Ты же хочешь увидеть ребенка… и увидеть Тома с ребенком на руках?»

Сначала Эстер не желала ничего слышать. Пробуждение, возвращение к жизни означало для нее боль и страдание. Она мечтала лишь о спокойствии и избавлении от боли. Том не захотел бы, чтобы она мучилась.

Голос зазвучал снова, громче и убедительнее. «Подумай о Томе и ребенке… ты же не хочешь оставить его одного? Вспомни, как сильно ты его любишь».

— Да, — ответила она так тихо, что Алан с трудом ее расслышал. — Я помню. Я хочу увидеть Тома… и ребенка.

— Держи Сару за руки, — велел Алан, глядя в ее глаза, теперь уже осмысленные, — и когда придет следующая схватка, не сопротивляйся, не пытайся подавить ее. Кричи, Эстер, кричи так громко, как только сможешь. Прими эту боль, пропусти ее через себя, и тогда я смогу тебе помочь.

Не успел он договорить, как боль пришла снова, такая сильная, что Эстер показалось, будто она разрывается пополам. Это был ее первый крик; Алан сказал позже, что именно эта стойкость ее и убивала. В ее крике звучало то же страдание, что и в возгласе, который издала Эстер, решив, что Джек Кэмерон убил Тома.

За дверью Том закрыл лицо ладонями.

— Отлично! И еще раз! — крикнул Алан, видя, что начинается следующая схватка. — Почти получилось. Тужься, Эстер, тужься изо всех сил.

На этот раз Эстер уже не кричала. Они с Аланом испытали огромнейшее облегчение, когда на свет появился крохотный, темноволосый младенец, вопящий от возмущения.

Алан передал ребенка Саре, вновь повернулся к Эстер и изумленно воскликнул:

— Господи! Двойня!

Прорезавшаяся светлая головка объясняла и тяжелую беременность Эстер, и ее слабость, и затянувшиеся роды.

Второй ребенок родился легко. Сара вытерла вспотевшее лицо Эстер и опустила первого ребенка на ее правую руку. Алан положил второго, еще мокрого и орущего во все горло, слева.

— Двое, — удивленно произнесла Эстер. Ее переполняла радость.

— Ты умница, — похвалил ее Алан. — И оба мальчики.

— Не удивительно, что я была, как слон, — вздохнула Эстер. — Два маленьких Тома. А он-то знает? Надо же ему показать.

— Алан позовет его, — сказала Сара.

— И не говори ему, что их двое, — добавила Эстер с прежней лукавинкой.

Впоследствии Алан, Сара и Эстер утверждали, что единственный раз в жизни видели Тома Дилхорна растроганным, когда Эстер показала ему новорожденных сыновей со словами:

— Том и Алан.

Том уставился на двух рассерженных мальчишек, но, как всегда, быстро опомнился.

— Двойная прибыль, Эстер, дорогая. Ты же говорила, что разбираешься в процентах.

А когда Алан и Сара дали ему подержать двоих орущих малышей, он воскликнул:

— Дилхорн и сыновья, Эстер, Дилхорн и сыновья.