Конни Мейсон - Леди-колдунья

— Будьте счастливы, миледи.

С огромной грустью он смотрел, как хрупкая женщина вышла из экипажа. Теперь он не мог больше здесь оставаться. С первого же мгновения, когда он увидел Алексу, сердце его было отдано ей. Если бы он занимал соответствующее положение в обществе, то предложил бы ей руку и сердце, вместо того чтобы возвращать ее домой, как приказал ему Адам. Но он знал, что его мечты неосуществимы. Он был одним из десяти отпрысков бедных ирландских иммигрантов. Он ничего не мог предложить Алексе, кроме своей любви. Пусть лучше выходит за своего Чарлза и займет полагающееся ей место в обществе. Знай он с самого начала, как глубоко его чувство к прекрасной Алексе, он никогда не позволил бы Адаму осуществить его дьявольский план. Хотя они и друзья с Адамом, Мак предпочел бы драться за Алексу на смерть, чем позволить ему осквернить ее.

Дрожащими пальцами Алекса обхватила большой бронзовый молоток. Почему она так напугана? Это ведь ее дом, отец наверняка рад будет видеть свою дочь в целости и сохранности. Трижды постучав в дверь, она отступила и стала ждать.

Дверь отворила пожилая женщина в черном платье и белоснежном фартуке. Седые волосы были уложены аккуратным пучком, а полные сочувствия темные глаза смотрели на жалкую фигуру, стоявшую у дверей.

— Нищих кормят у черного хода, — сказала женщина, собираясь закрыть дверь.

— Мэдди, погодите, это я! — воскликнула Алекса, и ее прекрасное лицо затуманилось печалью. — Я вернулась домой!

Домоправительница узнала свою госпожу, едва услышав ее голос.

— Ах, моя госпожа Алекса! — воскликнула она, закрыв лицо передником. — Вы вернулись домой!

Алекса вошла в дом, закрыла за собой дверь и обняла плачущую Мэдди. Сколько Алекса помнила себя, Мэдди была их домоправительницей и почти заменила ей мать. Когда отец Алексы бывал слишком занят, Мэдди не оставляла своим вниманием осиротевшего ребенка.

— Я дома, Мэдди, — успокаивала ее Алекса. — Не плачь. Со мной ничего не случилось.

— Но записка, миледи! В записке, которую ваш отец получил, говорилось, что вы были… были…

— Мы поговорим об этом потом, Мэдди, — сказала Алекса. В записке наверняка говорилось о том, что с ней произошло. — Сначала мне нужно поговорить с отцом. Он дома?

Джон Эшли стоял на верху лестницы, раздраженный тем, что громкие голоса помешали его работе. В свои сорок пять он был еще элегантен, однако нрав имел жестокий и слуг держал в страхе. Алексе он редко показывал эту сторону своей натуры, но среди своих приятелей приобрел репутацию человека злого и мстительного. Король Георг очень ценил его, потому что на него можно было положиться — он быстро и безжалостно расправлялся с врагами своей страны и короля. В его душе не было места сочувствию.

Свою единственную дочь он любил, питал к ней нежность. Но не будь Алекса такой красивой и послушной, его отношение к ней было бы совершенно иным. После того как он убил любовника своей жены, он внимательно на протяжении многих лет искал проявлений непостоянного нрава жены в своей маленькой дочери. Но к счастью, девочка не проявляла никаких признаков того, что превратится в шлюху, как ее мать.

— Ах, сэр Джон! — радостно вскричала Мэдди. — Леди Алекса вернулась!

Сэр Джон смотрел на хрупкую фигурку, одетую в грязную белую рубаху и штаны, на мятый носовой платок, покрывающий длинные волосы, и не верил своим глазам.

— Алекса, это действительно вы? Что вы здесь делаете?

Алекса хотела было броситься в отцовские объятия, но его слова заставили ее замереть на месте. Широко раскрыв фиалковые глаза, она смотрела, как он медленно спускается по лестнице. Он оглядел дочь с плохо скрытым презрением, и она задохнулась.

— Отец, что случилось? Вы мне не рады?

— Я полагал, у вас хватит чувства приличия и вы не вернетесь.

— Я… я не понимаю.

— Ну, а я очень даже хорошо понимаю, где вы были и кем стали. Ваш любовник все это объяснил в записке. Подумать только, моя дочь стала шлюхой этого отродья Мартина Фоксуорта, виновника смерти вашей матери!

— Смерти моей матери! Вы же сказали, что моя мать погибла во время несчастного случая.

— Да, это так. Но она сама в этом виновата! Когда я убил ее любовника, она лишила себя жизни. Они хотели уехать вместе. Рассказал ли вам Фоксуорт, почему я убил его отца?

Алекса кивнула:

— Да, рассказал.

— Ваша мать заявила, что любит его. Она хотела забрать вас и уехать с ним. Я пригрозил убить обоих, прежде чем это случится. И я убил Фоксуорта, очень ловко, должен добавить. Кто знает, я, возможно, убил бы и вашу мать, если бы она не оказалось так труслива и не покончила с собой, вместо того чтобы посмотреть мне в лицо. Она бросила вас, Алекса. Бросила, потому что жизнь без любовника для нее не имела смысла. А теперь вас, мою дочь, развратил другой Фоксуорт! Вы вызываете у меня отвращение!

— Но поймите же, отец, ведь я не по своей воле уехала с Фоксуортом! Меня увезли насильно, заставили подчиниться, чтобы этот человек смог удовлетворить свою жажду мщения. Я была всего лишь орудием, с помощью которого Адам Фоксуорт достиг своей цели. Как же вы можете считать меня виноватой?

— Все эти годы я старался воспитать вас порядочной женщиной, — холодно возразил сэр Джон, — несмотря на то, что ваша мать была шлюхой. И что в итоге? Вы доказали, что вы обе одного поля ягоды. Вы позволили развратить себя моему лютому врагу. Вы теряли голову в его объятиях и кричали от восторга, когда он прикасался к вам?

Алекса вспыхнула:

— Все было не так! А что мне оставалось делать? Убить себя?

— Да! — крикнул сэр Джон.

Мэдди громко ахнула. Все это время она стояла и беспомощно слушала, как ее хозяин осыпал оскорблениями дочь.

— Именно так поступила бы порядочная женщина. Она скорее убила бы себя, чем покорилась. И как это Адаму Фоксуорту удалось увезти вас прямо с бала, у нас из-под носа? Как он попал в сад?

— А вы не знаете?

— Что именно?

— Что Адам Фоксуорт — это лорд Пенуэлл. Это вы пригласили его к себе в дом.

Слух Алексы был оскорблен потоком бешеных ругательств.

— Я пригласил к себе в дом эту гадину? Откуда мне было знать, что этот чертов житель колоний — Адам Фоксуорт? Но теперь я сделаю все, чтобы его поймали и повесили. Король мне поможет.

— Слишком поздно, отец. Осуществив свою месть, Адам уехал из Англии. И никто из нас больше его не увидит.

— Проклятие! — взревел сэр Джон. — Вы стали притчей во языцех в Лондоне. А я — посмешищем. Пятнадцать лет — недостаточно долгий срок, чтобы люди забыли о том, как моя жена наставила мне рога с Мартином Фоксуортом, и о дальнейших событиях. С моей дочерью случилось то же самое, и это уже слишком. Лучше бы он всадил мне нож в горло.