Патриция Мэтьюз - Мстительное сердце

Эймос Стрич был озабочен до последней крайности.

Он постарался приготовить бар к приему посетителей, заставив работать там всех, кроме Черной Бесс. Этой ночью люди Черной Бороды сделают его богачом. Только его трактир будет открыт сегодня для них. Он не боялся того, что могут натворить эти люди; они напьются, будут шуметь, но особого вреда не принесут. В этом он был уверен, и не без основания: ведь им захочется, чтобы в следующий раз их приняли так же хорошо.

Заметив, что в бар вошла Ханна и что держится она очень прямо, Стрич довольно ухмыльнулся, вспомнив, как избил ее. Потом нащупал пальцами зудящие царапины на щеке, и глаза его грозно сверкнули.

Это из-за нее он был так раздражен! Из-за этой сучки! За всю свою жизнь он не встречал такой упрямицы. Он-то уверен был, что побоями сломит ее. А потом, в самый разгар страсти, она опять влепила ему в лицо целый сгусток слюны, а в придачу еще и расцарапала лицо!

Целый день ему задавали двусмысленные вопросы. Он отмахивался, говоря, что кошка прыгнула на него в темноте.

Проклятие! Должен же быть способ, чтобы сломить ее дух. Никогда еще ему не приходилось столько возиться с бабой. У него даже появилось искушение отослать эту строптивицу домой, но черт бы его побрал, если он позволит себе отступить перед какой-то девчонкой!

Вдруг он поднял голову, услышав, как на улице два человека поют:

Песня кончилась, и кто-то прокричал грубым голосом:

– Это здесь, ребята. «Чаща и рог». Старый Стрич хорошо нас примет!

Люди Черной Бороды! Широкая ухмылка растянула рот Стрича, потому что в его хитрой голове возникла некая идея и теперь он знал, как сломить Ханну! После этой ночи она будет рада быстро, как блоха, запрыгнуть к нему в постель всякий раз, когда он ее захочет. Конечно! Так и будет!

Он поспешил к ней через бар. Взял за руку и сказал тихим приятным голосом:

– Пойдем со мной, девочка!

И, не дав ей опомниться, потащил к лестнице. На полпути наверх она уперлась.

– Не сейчас, сэр, прошу вас. У меня страшно болит спина…

– Это не то, дурочка. Я делаю это для твоего же блага. – Он притворился, что встревожен. – Пираты Черной Бороды были в море долгие месяцы совсем без женщин. Когда они как следует выпьют и увидят такую хорошенькую молодую девушку, как ты, то утащат тебя с собой и набросятся на тебя. А я бы этого не хотел.

Ханна недоверчиво посмотрела на него. Неожиданная забота выглядела неубедительной, но все же Ханна пошла за Стричем. Наверху он втолкнул ее в свою комнату и закрыл дверь.

– А теперь снимай с себя все.

Девушка отпрянула.

– Нет! Вы же сказали…

– Не ради этого, глупышка, – проговорил Стрич отечески вкрадчиво. – Я должен быть внизу, в баре. А ты с твоим норовом возьмешь и выскочишь из комнаты. – Он улыбнулся так, словно отдавал дань восхищения этому ее норову. – Давай мне свою одежду, а я верну тебе все, когда люди Черной Бороды уйдут. – Он поднял руку: – Клянусь тебе!

Ханна бросила на него еще один недоверчивый взгляд, но в конце концов повернулась к Стричу спиной и разделась. Схватив ее одежду, Стрич быстро вышел. Он запер дверь и сунул ключ в карман, не обращая внимания на крики девушки. Швырнув ее одежду на подоконник лестничного окна, он улыбнулся. Какой умный план он придумал!

Довольно потирая руки, Стрич поспешил вниз и занял место за стойкой. Теперь в баре стало оживленно, посетителей набилось много – то были моряки, люди в коротких куртках и расширяющихся книзу штанах, сшитых из обычной парусины, плотно пропитанной дегтем, чтобы защитить от ударов палаша и даже от острия шпаги. Пираты выглядели странно: многие носили бороды и длинные спутанные волосы; на головах надеты колпаки либо треуголки; у некоторых в ушах висели золотые серьги.

Многие лица были обезображены шрамами; речь перемежалась крепкими ругательствами. Поскольку здесь находились выходцы из всех частей света, говорили они на разных языках; у них были деньги, с которыми пираты обращались весьма свободно. На стойку Стрича ложились золотые и серебряные монеты чеканки самых разных государств. Он принимал все, и делал это с радостью.

Сегодня в трактир не пришли обычные посетители, но, как подумал Стрич, это и к лучшему: они вернутся, когда Черная Борода со своей бандой уйдет в море.

Стрич внимательно присматривался в поисках подходящего человека. И наконец, когда в баре уже стоял густой дым и было шумно от голосов, он увидел его. Высокий, крупный, но стройный, вдетый с утонченностью, присущей джентльмену, он время от времени окидывал зал величественным взглядом; ноздри его дрожали, словно он находился в зловонном хлеву. У него была густая борода, черная как ночь, в ухе красовалась золотая серьга, в которой поблескивал какой-то драгоценный камень. Одетый в тонкое сукно, панталоны до колен, в башмаках с пряжками, он был без шпаги, но Стрич не сомневался, что этот человек прячет где-то на себе кинжал.

Стрич подумал, что это не сам Черная Борода, хотя борода его очень походила на бороду Тича.

Сейчас этот человек пробирался через толпу к стойке. По уважительным взглядам, которые бросали ему вслед пираты, Стрич понял, что это важная персона, может быть, один из ближайших помощников Черной Бороды. Он двигался с какой-то кошачьей грацией, необычной для столь высокого человека, и держался так надменно и презрительно, словно остальных просто не существовало.

– Хозяин! У тебя есть французское бренди? – Голос у пирата был глубокий, густой, манеры – образованного человека.

Стрич знал, что нередко люди из господ становятся пиратами. Когда-то ходили слухи о том, что сам губернатор Спотсвуд составил себе состояние в основном благодаря связи с пиратами…

– Ты что, оглох, хозяин?

Стрич опомнился.

– Прошу прощения, сэр, – проговорил он с раболепным видом. – Французское бренди? Да, конечно, есть!

– Мне нужно самое лучшее, а не какое-нибудь пойло.

– О, бренди очень хорошее, недавно привезли из Франции.

Стрич налил ему. Бородач взял стакан, понюхал, потом кивнул и выпил. Он не ушел, а продолжал стоять, опершись с небрежным видом о стойку и презрительно оглядывая бар.

Стрич выждал немного, потом пригнулся к нему и прошептал:

– Не угодно ли джентльмену девушку, сэр?

Блестящие черные глаза обратились на Стрича.

– Девушку, говоришь? Что-нибудь вроде уличной девки да еще с французской болезнью?

– О нет, сэр, – торопливо заверил его Стрич, – девушка молоденькая, ничем не больная, клянусь вам. Сочная, с норовом и свежая, как розовый бутон.

Бородач долго молчал, тщательно обдумывая предложение. Наконец он произнес: