Андрей Тимофеев - От Первого лица

Больше всех дней недели мне нравилась пятница, потому что впереди маячили целых два выходных, особенно её вечер, когда можно было расслабиться, не боясь на работе мучиться с похмелья. И вот я сижу на кухне, а рядом, у газовой плиты, мило кудахчет супруга о том, что денежка, заработанная мной, пришлась очень кстати: Сергею в школу надо купить выходной костюм. Она работала в цирюльне мастером-универсалом и все её доходы, хоть и были ежедневными, уходили на питание. Вечер катился по накатанной колее и поздней ночью я, пошатываясь отошёл ко сну. Утром я проснулся рано: из-за распада продуктов алкоголя мой дружок в трусах страдал столбняком. Я потерся им о бедро жены, и она сначала нежными руками, а потом ласковыми губами, сыграла свой обет исполнения супружеского долга. Выходные начинались здорово.

Пока сынишка одевался в прихожей, я попросил жену на ужин приготовить чего-нибудь вкусненького, потому что вечером к нам в гости пожалует мой друг ещё по школьным годам Сашка. Прогулка прошла как обычно и мы, вернувшись к обеду, успели посмотреть телевизор да поиграть с сынишкой в карты в ожидании вечера. В холодильнике дожидалась своего часа бутылка горячительного напитка, на плите томилась изумительная картошка с мясом. Звонок в дверь возвестил о приходе дорогого друга, подросток с мамой пошли в комнату, мы же, расположившись за кухонным столом, стали обмениваться новостями. Порассуждали о женщинах, хранительниц очага, вспомнили школьные годы, как были изгнаны с урока истории: после моего рассказа о рыбалке нам было не удержать смех. Третий тост выпили стоя, не чокаясь за тех, кого с нами нет.

– Как поживает Андрей Боков? – спросил я у друга после четвёртой. Андрей, двоюродный брат Сашки, был одним из моих знакомых, и мы с ним мутили в середине девяностых. Он, наш ровесник, при службе в армии отдавал свой интернациональный долг в Афгане. Десантник, физически развитый парень, воевал под Кандагаром, где находилось большинство бандформирований духов. Сержант, награждённый медалью “ За отвагу”, которую дают только за пролитую кровь.

– Работает водителем, но бухает по страшному, – ответил он. Рассказал, что встречаются они семьями, как правило по выходным и пока, не пошедшие ещё в школу дети, играют между собой, отдыхают за бутылочкой горячительного.

О службе Андрей рассказывал мало, но рассказы его шокировали нас гражданских. Оружием в Афганистане не торговали только ленивые, а солдатам приходилось менять мыло на патроны, на четверть куска мыла можно спокойно было на рынке выменять тридцать патронов к калашу. При этом бельмом на глазу существовал страшный по своим масштабам наркотрафик, направленный в Советский Союз, возглавляемый, потерявшими и честь, и совесть комсоставом. Он сам был свидетелем того, как упавший при погрузке в самолёт цинковый гроб, раскрылся и из его недр посыпались пластиковые пакеты с героином. Как, необстрелянных ещё восемнадцати лет пацанов, бросали на хорошо укреплённого на сопках, которые называли “зелёнкой”, врага, ради получения очередной звезды. Но правды ради, надо отметить, что среди офицеров были и настоящие герои, которые и на смерть тебя просто так не пошлют, и стопку водки после боя нальют. Около пятидесяти пяти тысяч героев навсегда отдали свою жизнь Афгану.

– Ты знаешь, Сашок, мне становится в последнее время страшно за Россию. Сам посмотри, череда терактов в столице, взрывают жилые дома, похищают людей, требуя за них выкуп, торгуют наркотиками и оружием. С террористами договариваться нельзя, это ясно давно, их надо уничтожать. Страной правят воры и бандиты, – продолжил разговор я.

– Не всё так плохо, Леха, например, в разгар бомбёжек Югославии наши миротворческие силы взяли под свой контроль аэропорт в Приштине, помешали блоку НАТО ввести силы в этом регионе страны, – ответил мне братан.

Потом, как обычно бывает в мужской компании, разговор переключился на баб. Он поведал мне о том, что овладел своей первой, юношеской любовью, но при этом не испытал ничего кроме разочарования.

– Что же, мы привыкли к своей семье и надо стараться найти счастье именно там, – резюмировал я и мы пошли прощаться.

– Давай, братан, держись! – расставаясь в прихожей, пожелал мне друг и я захлопнул за ним дверь.

Рабочая неделя катилась к своему апогею. Перелопаченные горы технической литературы начинали давать результат. Находясь на работе по двенадцать часов в день, мы с Анатолием, сопоставляя теорию с практикой, подходили к решению проблемы. Но тут начали выступать два юнца, окончившие Лесотехническую академию, работающие начальниками смежных цехов. Они пригласили на консультацию профессора, заведующего кафедрой лесопиления, вышеназванного учебного заведения. Мы вернулись с обеда, когда этот кадр, похожий издалека на детский резиновый мячик, размахивая коротенькими ручками, заставлял ставить очередную ленточную пилу на пилораму и прогонять бревно на полной скорости. Естественно, достигая первого сучка на бревне, пила рвалась. Так он перервал нам все пилы и резюмировал, что так и надо поступать, а у нас бракованные пилы. Мы с мастером только смеялись над кадром, поспешно удаляющемуся в сопровождении начальства из цеха. Исходя из анализа нашей работы, мы с Толей пришли к выводу, что надо увеличить жёсткость системы и осуществлять подачу брёвен на малых скоростях. Благодаря кадру выполнять работы сегодня стало невозможным, не осталось ленточных пил. Распустив рабочих по домам, я вновь углубился в решение проблемы и не заметил, как наступил вечер.

Время катилось к выходным дням, но моё предвкушение домашнего времяпровождения было нарушено приказом главного инженера о том, что я остаюсь на заводе дежурным и жду поставки леса. Деньги подходили к концу, и я был вынужден занимать их у тётки, чтобы купить сигарет. Пришлось расположиться в комнате отдыха, слава Богу, там был складной диван и телевизор. Провалявшись на диване до полуночи, я попытался заснуть, но в помещении было прохладно, а также валяться на жёсткой спинке дивана головой оказалось очень неудобным. Мне удалось только немного подремать под гул телевизионного приёмника. К обеду я сходил в магазин, где купил варёной колбасы и бутылку водки, расположился за большим столом и приступил к трапезе. Ядрёный продукт российского производства подействовал на меня живительно, и я даже согрелся. Так пролетели незаметно два дня и не выспавшийся, голодный и злой я встретил утро понедельника.

Из состояния телесной муки меня вывел громкий говор моих подопечных. Нервно жестикулируя руками, они приблизились ко мне и начали наперебой мне кричать о какой-то московской мафии. Я попросил, что бы говорил кто-то один из них и бригадир ленточной пилорамы начал своё повествование, нервно подёргивая головой: