Мэгги Осборн - Невесты песчаных прерий

— О Господи, — прошептала Перрин, прижимаясь лбом к его груди.

Она подняла голову и заглянула в его глаза, излучающие тепло. Он снова прижал ее к себе, и она поняла, что больше не сможет противиться своему желанию, не сможет, даже если бы была в силах заставить Землю вращаться в обратную сторону.

— Я не могу отказаться от тебя, — пробормотал Коуди, покрывая поцелуями ее лоб, веки, губы. — Черт побери, ты мной целиком завладела!

Перрин застонала.

— Я начинаю день, думая о тебе, и ложусь спать, думая о тебе. — Головокружительные запахи дыма, мыла и мужского пота ударили ей в ноздри, и она упивалась этими запахами. Ее груди набухли и болели, горячая волна прокатилась по телу.

Когда его руки потянулись к ее груди, она вздохнула с облегчением. Задолго до того, как ее разум свыкся с тем, что она его желала, тело ее уже знало об этом.

Наклонившись над ней, Коуди смотрел в ее огромные карие глаза и видел в них желание. Он припал губами к губам Перрин, воспламеняя поцелуем ее разум и тело. Этот его поцелуй был яростным, почти жестоким, Коуди словно подчинял ее себе. Но на меньшее Перрин не согласилась бы. Его затвердевшая плоть рвалась к ее сокровенной горячей влаге.

Глаза его затуманились, голос стал низким.

— Назови меня по имени, — прошептал он.

— Коуди, — шепнула она грудным голосом. — Коуди, о Коуди!

Из его горла вырвался стон, губы со страстью впились в ее рот, впились требовательно и властно.

Его губы… его язык… его рука в ее волосах… Его тело, стройное, и упругое… его руки, словно железные канаты… прикосновение его напряженной плоти. Эти образы кружились и смешивались со светом звезд, и с ночью, и со страстью, сотрясающей ее тело и воспламеняющей дремлющие желания, которые, как она считала, давным-давно умерли.

Губы, прижатые к губам, руки, касающиеся лиц, волос и плеч, пальцы, изучающие, гладящие, ласкающие… Они опустились на колени на залитый звездным светом каменный утес. Когда его руки снова накрыли ее груди, у Перрин вырвался вздох, ее соски напряглись.

Коуди опустил ее на землю, подложив шаль ей под голову, и она притянула его к себе. Страсть разгоралась с каждым их судорожным вздохом. Перрин забыла обо всем на свете, она видела лишь его губы и его горящие глаза, чувствовала лишь его тело. Его прикосновения воспламеняли ее и словно уносили в глубь какого-то водоворота…

Пьяные от поцелуев при свете звезд, они катались по каменной постели, стараясь раствориться друг в друге. Наконец его рука проникла между их телами — чтобы дернуть за ремень и нащупать пуговицы на брюках. Почувствовав сильную дрожь и головокружение, Перрин подняла свои юбки и скинула панталоны.

Когда его обжигающее тепло проникло в нее, Перрин вскрикнула, и наслаждение переполнило ее. Она приподнималась, чтобы встретить каждый его очередной толчок; ее пальцы скользили по его лицу, запутывались в его волосах. Она снова и снова шептала его имя, страстно желая его.

Замедлив свои движения, Коуди заглянул в глубину ее расширившихся глаз. Он снова и снова доводил ее до экстаза, заставляя содрогаться, впиваться ногтями в его плечи, повторять его имя. Прежде Перрин представить не могла, что занятие любовью может быть таким восхитительным, таким захватывающим. Она никогда не думала, что мужчина может доставить женщине такое наслаждение.

— Коуди! О, Коуди! — Пот увлажнил ее виски, нижнюю рубашку. Она тонула в горячих волнах страсти, сгорая в огне, который поднимался все выше и выше, пока наконец не довел ее до полета в какую-то бесконечность, и тогда… и тогда его тело увлекло ее в бездну и понесло среди звезд, горевших у них над головой.

Мгновение спустя плечи Коуди содрогнулись, и он сжал ее с такой силой, что Перрин едва не закричала от восторга. Голова его упала ей на грудь, они оба задыхались.

Перевернувшись на спину, он положил ее голову на свое плечо. Тяжело дыша, они смотрели на звезды и прислушивались к гулу насекомых и к приглушенным голосам, доносившимся из лагеря.

— С тобой все в порядке? — хрипло спросил он, прижимая свои губы к ее волосам.

Слезы блеснули в глазах Перрин. Теперь для нее не существовали другие мужчины. Никогда занятие любовью не будет похоже на это. Никогда ее страсть не будет так же сильна, и никогда она не почувствует, что умрет, если не подчинится мужчине. Все это только с ним, только с Коуди.

Закрыв глаза, Перрин вдыхала запах их остывающих тел и размышляла: как это могло случиться — быть женой одного мужчины, любовницей другого и не подозревать, что можно испытывать такое наслаждение, словно парить в воздухе.

Она взглянула на него, и Коуди поцеловал ее, теперь бережно и нежно.

— Ты на вкус словно яблоки и изюм, — пробормотал он, улыбаясь. Тихонько рассмеявшись, Перрин возвратила ему поцелуй. — Все было не так, как я себе представлял, — прошептал он, гладя ее по щеке. — Я представлял мягкую постель и твои волосы, рассыпанные по подушке…

— А я воображала… — Она проглотила слова и замерла в его объятиях. Кто-то карабкался на утес, мелкие камешки скатывались в темноту.

— Мистер Сноу! — Один из новых погонщиков немного помолчал, потом снова позвал: — Мистер Сноу!

Они лежали неподвижно в объятиях друг друга, едва дыша. Погонщик остановился почти в десяти ярдах перед ними, хлопнув шляпой по бедру, выругался, а потом направился вниз, продолжая громко звать Коуди.

Погонщик принес с собой отрезвляющий ветерок реальности. С гулко бьющимся сердцем Перрин резко села, опустив юбки. Приди погонщик на пять минут раньше, когда они с Коуди были так поглощены друг другом, так самозабвенно предавались страсти, они не заметили бы его, если бы даже тот присел рядышком с ними. Обхватив колени руками, Перрин потупилась, потрясенная возможностью такой близкой катастрофы.

— Перрин! — Он коснулся ее волос.

— Больше этого не будет, — прошептала она.

Все доводы против их близости обрушились на нее лавиной. Жених, ждущий ее в Орегоне. Женщины, которые станут ее соседками. Хорошая репутация, которую она изо всех сил старалась завоевать. Приподняв голову, Перрин смотрела невидящим взглядом в направлении далеких костров.

Она почувствовала, что Коуди смотрит на нее, как дрогнула и напряглась его рука, лежащая у нее на шее.

— Неужели ты действительно думаешь, что после того, что произошло этой ночью, мы сможем держаться друг от друга на расстоянии? — спросил он.

— Я хотела этого так же, как и ты, — прошептала Перрин, тихонько вздохнув. Она была рада, что ночь безлунная и он не увидит румянец, горевший на ее щеках. — Желание быть с тобой сделало меня бесстыжей, — прошептала она, уронив голову. — Я позволила страсти пересилить меня… Может, я и в самом деле шлюха, как говорит Августа.