Лаура Паркер - Шалость

Сумерки наступили внезапно. День обернулся ночью, словно на пальце шаха сверкнул драгоценный перстень. Но ночь была сладка и ароматна. Она дарила прохладу и приглашала к неге.

Что-то шевельнулось во тьме. Во мраке сверкнули золотистые кошачьи глаза. Бросок вперед. Сгусток мышц под покрытой роскошными полосами шкуры. Это существо с равной вероятностью можно было принять и за арабского леопарда, и за человека. Это лицо было способно восхищать и пугать: пронзительный странный взгляд обещал нечто особенное, искушал и дразнил. Химера, воплощенная в жизнь.

Его поцелуй! Такое наслаждение! Да, да! Здесь, в его объятиях была юдоль наслаждений, но какую цену пришлось за них платить! На все в этом мире есть цена.

Кровь на простынях. Ярко-алые потеки. Словно пролился кувшин с вином. Кровь текла из ран, что нанес ей получеловек-полулеопард.

Джапоника рывком села в кровати. Она задыхалась, по ее щекам текли слезы. Свеча погасла. Комната была погружена в полную темноту. Какое-то время девушка не могла понять, где находится. В комнате больше не пахло ни благовониями, ни пряностями. Потом она вспомнила, что находится за много миль от Персии. Она находилась в Англии.

Хинд-Див мертв…

Джапоника повалилась на кровать и зажмурилась. Сколько времени прошло, надо было бы привыкнуть. Какой смысл горевать о том, кого презираешь? Должно быть, эти слезы на щеках от слабости и забот.

Она вздохнула, прижав ладонь к животу, к тому самому месту, где еще четыре месяца назад бился ребенок.

— О, Джейми, любовь моя…

С каждым часом в ней оставалось все меньше уверенности в том, что, приехав сюда, она поступила правильно. После того, что случилось утром, ей вообще не хотелось иметь никаких дел с родственниками Шрусбери!

Всякий раз, когда Джапоника вспоминала события прошедшего дня, на сердце становилось тяжко. Эта тяжесть едва не задушила ее ночью — она с трудом могла дышать. Джапоника попыталась расправить плечи и вдохнуть полной грудью, но не могла.

И тут она зашлась кашлем. Поднявшись с постели, она, спотыкаясь, побрела к тому углу, где, как помнила, были умывальник и кувшин с водой. Глотнула воды, но облегчения не последовало. Голова кружилась, в ногах ощущалась сильная слабость, тело ломило. Вся в испарине, Джапоника вернулась к кровати. Пот тек по лицу, ноги и руки дрожали. Она не должна поддаваться слабости, не имеет права болеть! Она не могла терять время! Как можно скорее надо выбираться отсюда, возвращаться в Лиссабон, к сыну. И тогда…

Кашель начался снова. Второй приступ едва не надорвал ей легкие.

Наконец она смогла отдышаться. Джапоника нашла трутницу и зажгла свечу. К счастью, она захватила с собой в дорогу разнообразные травяные сборы и эликсиры на случай болезни. Ромашка помогает при боле в горле, а также анис и душица. Джапоника хотела было приготовить отвар, но, спустив ноги на пол, едва не упала.

— Я заболела, — прошептала она. Нет-нет, она не должна болеть! На это нет времени. Она просто очень устала, просто устала. Надо поспать. Через неделю или две, когда все уладится, она вернется к тем двум близким ей людям, кого любит больше всех на свете, и забудет о том, что она когда-то была вдовствующей графиней, вообще забудет о том, что когда-то была замужем.

Джапоника провалилась в темноту.

— Послать за доктором?

— Конечно, нет. Ты же сама слышала: она попросила ее не беспокоить, только и всего.

Джапоника открыла глаза. Над ней стояли две женщины, прикрывая лица носовыми платками.

Сколько времени, хотелось бы знать, они тут находились? Она не могла вспомнить. Помнила лишь, что слышала голоса, и какая-то добрая душа регулярно кормила ее бульоном с ложечки.

— У нее три дня жар. Что, если она умрет?

— Даже не надейся.

— Лорел!

— Ты знаешь, что я хочу сказать. Кроме того, здесь есть, кому о ней позаботиться. Мисс Уиллоу всегда рядом. Пойдем отсюда, пока кто-то из нас не заразился. Не удивлюсь, если она привезла с собой тропическую лихорадку. Господи спаси! Она всех нас могла бы погубить!

— Ангина, — с трудом проговорила Джапоника — гланды опухли так, что мешали дышать.

— Она что-то сказала? Что именно? Гиацинта склонилась над Джапоникой:

— Мы вас не слышим.

— Ангина.

— А, — Гиацинта распрямилась, — она говорит, что у нее простая ангина. Это не смертельно.

— Нам ее болезнь даже на руку. Было время, чтобы покопаться в ее вещах, но я… Ой! За что ты меня ущипнула? — взвизгнула Лорел.

— Заткнись и пошли отсюда, — приказала Гиацинта. — Она могла тебя услышать.

— Она все равно не запомнит, что мы говорили. У нее слишком высокая температура. Если она и прибрала к рукам те денежки, что оставил ей наш отец, то ничего ценного я у нее не нашла. Ни одной драгоценности, ни одного симпатичного наряда! И все же я нашла кое-что себе в утешение. Пять жестянок восточных сладостей от «Фортнама и Мейсона»! Мои любимые сладости! Думаю, ничего не случится, если она одной недосчитается.

Голоса постепенно затихли. Погас и свет. Но Джапонику этот факт не огорчил. Нет, умирать она не собиралась. Да и весть.о том, что в ее вещах копались, тоже не слишком расстроила. Она лишь улыбнулась запекшимися от лихорадки губами. Теперь девушка знала, что приемные дочери не считали зазорным копаться в чужих вещах. И шпионить. Правильно она сделала, что засунула свое незаконченное письмо Агги под матрас.

Декабрь 1809 года

Примерно в тридцати милях от Лондона в номере гостиницы, что в местечке Хартфорд-Бридж, пятеро британских офицеров засиделись за поздним ужином. В дополнение к традиционным отбивным и устрицам богатым постояльцам подали фазанов в желе, украшенных крабами и креветками, а также мясо в горшочках в пряном соусе, свежайшую ветчину и глазированные пирожные, пропитанные коньяком. Все эти деликатесы по требованию постояльцев были немедленно доставлены из Лондона, из торгового дома «Фортнам и Мейсон». Ни одна уважающая себя компания офицеров не могла бы поужинать, не заказав что-то у Фортнама. Плотно покушав, покуривая табак и попивая кларет, провезенный в Англию под самым носом у бдительной таможни, офицеры принялись играть в карты, и далеко не «по маленькой».

— Я уже забыл, как холодно и противно в Англии зимой. — Говоривший служил в армии его величества в Калькутте. Игра у него не шла, и надо было найти виновного в неудачах. Английская погода прекрасно подходила для этой роли. — В сутках от силы шесть светлых часов. Чертов дождь и снег даже превращает в сумерки.

— Служба за границей тебя изнежила. — Мистер Хау поднял ногу в золоченом ботфорте на медную решетку камина.

— И ленивым, — добавил мистер Фрамптон, распечатывая новую колоду.