Дебра Дайер - Возлюбленная колдуна

Лаура улыбнулась.

— Только не в этой жизни.

— Никто не имеет права унижать моего сына! — Миссис Гарднер повернулась к Дэниэлу. — Скажите своей дочери, чтобы она вы­полнила то, что обещала при помолвке.

Дэниэл улыбнулся в ответ.

— Моя дочь вольна поступать так, как она считает нужным. Все, чего я хочу для нее — счастья.

Миссис Гарднер затряслась от гнева, и на ее темной шляпе запрыгали зеленые и желтые страусовые перья.

— Я позабочусь, чтобы в этом городе она не увидела счастья!

— Этот город состоит не только из вашего маленького общества. — Дэниэл обнял Софи за плечи. — Нам не нужны ни вы, ни те ог­раниченные невежды, которых вы называете друзьями.

Миссис Гарднер едва не задохнулась. Она так поспешно стиснула челюсти, что щелкнула зубами.

— Теперь я вижу, как мне повезло, что я не связал себя узами родства с этой гнусной семейкой. — Филипп взял мать за руку. — Пойдем, мама, оставим их мерзкую компа­нию.

— Вы об этом пожалеете! — Эстер Гард­нер направилась к двери, идя в ногу с сыном.

Филипп открыл дверь перед матерью, за­тем обернулся к Лауре:

— Сейчас вы улыбаетесь, но когда обнару­жите, что для вас закрыты двери всех лучших домов Бостона, то вспомните этот день и за­рыдаете! — Он захлопнул за собой дверь с та­кой силой, что задребезжал хрустальный аба­жур настенного светильника.

Софи скрестила руки на груди и прищурила глаза, как кошка, готовая прыгнуть на жертву.

— Я едва удержалась, чтобы не превратить этого юнца в жабу.

Дэниэл нахмурился, посмотрев Софи в ли­цо.

— Ты могла превратить его в жабу?

— Могу попробовать. — Софи улыбну­лась, и в ее глазах зажглись озорные искор­ки. — Но, вероятно, дело кончится несколькими бородавками у него на носу.

Дэниэл покачал головой, как будто до сих пор с трудом понимал все тонкости женитьбы на ведьме. Он взглянул на дочь, и на его губах появилась улыбка.

— Я сообщу нашим гостям о том, что твои планы переменились.

— Спасибо, папа. — Лаура глубоко вздох­нула, пытаясь ослабить напряжение в груди. — Но я это сделаю сама.

— Я горжусь тобой. — Он улыбнулся, и в его глазах светилось тепло любви. — Се­годня ты показала себя очень храбрым чело­веком.

Лаура подумала о храбрости, которую она должна найти в себе, чтобы получить то, что было ей абсолютно необходимо, — Коннора.

Остин помешивал бренди в бокале, глядя, как янтарную жидкость пронзают золотистые лучи света. Его предки пользовались янтарем, чтобы пронзать туманы времен и вглядывать­ся в будущее. Но он знал не хуже древних, что будущее остается бесформенным, каждое видение — такое же хрупкое и изменчивое, как отражение на воде, и каждая перемена в про­шлом — рябь, искажающая это отражение. Од­нако он все равно мечтал о даре предвидения, даре видеть то, что могло произойти. Ему нужно было верить, что Коннор может вер­нуться и принести с собой знание, давно за­бытое его народом.

— Я не думал, что мисс Салливен вступит в брак, — сказал Генри. — Узы, связывающие ее с Коннором, слишком сильны.

Остин поднял глаза от бокала. Генри Тэйер стоял у окна библиотеки, глядя на Общинный Луг. Они были одни в комнате и могли сво­бодно говорить о любых тайнах.

— Я даже не знал, что вы верите в су­ществование связи между Коннором и Лаурой Салливен.

— Вы полагаете, что вы единственный за­метили эту связь? — Генри обернулся к нему, лунный свет омывал нежным серебром поло­вину его лица. — Вы полагаете, что вы один сумели раскрыть тайну мисс Салливен? Совер­шенно очевидно, что она — одна из Сидхе.

Остин не отвел глаз под взглядом Генри, тщательно стараясь не выдавать своих мыслей и чувств.

— А вы так считаете?

— Не шутите со мной, молодой человек. Вы знаете не хуже меня, что означает связь между Лаурой Салливен и Коннором — она его родственница. И я могу поспорить, что она не станет терять времени и вернет его сюда.

— Весьма надеюсь. Он может многому на­учить нас.

— Да, разумеется. — На губах Генри поя­вилась улыбка, и он поднял бокал. — Давайте выпьем за Коннора и за его скорейшее воз­вращение!

По спине у Остина побежали мурашки, ко­гда он поглядел в совершенно бесчувственные глаза Генри.

— За Коннора, и за все, чему он может научить нас!

— Ты уверена, что не пойдешь с нами, дорогая? — спросила Софи.

— Идите вдвоем и проводите приятный ве­чер. — Лаура заключила тетю в крепкие и дол­гие объятия, вдыхая аромат роз. — Не бес­покойтесь за меня. Я хочу побыть одна.

Дэниэл дотронулся рукой до подбородка дочери и, нахмурившись, взглянул ей в лицо.

— Нам вовсе не обязательно сегодня идти в театр. Мы можем остаться с тобой.

— Не волнуйтесь за меня. Я в полном по­рядке. — Лаура обняла его руками за шею. — Что бы ни случилось, всегда помните, что я люблю вас, — прошептала она. — Вас обоих.

Дэниэл сжал ее в своих объятиях, затем отпустил.

— Ты уверена, что у тебя все в порядке? Лаура кивнула, но в ее глазах заблестели слезы, когда она взглянула на отца. Неужели у нее найдется храбрость покинуть его?

— Просто я очень сильно люблю вас обо­их, вот и все. А теперь идите, иначе опоздаете к началу спектакля.

Софи неуверенно взглянула на Дэниэла. Дэниэл нахмурился.

— Лаура, мне кажется, что нам лучше се­годня остаться с тобой.

— Зачем? — Лаура прикоснулась к щеке отца. — Идите и развлекайтесь. Софи сжала руку Лауры.

— Завтра устроим поездку на природу.

— Завтра… — Она проводила их до двери и стояла, глядя, как они идут по коридору, оставив ее наедине со своими сомнениями.

В ладонь Лауры уткнулся холодным носом Цыган. Пес сидел рядом с ней и смотрел на нее так, как будто хотел утешить ее. Лаура погла­дила собаку по голове и улыбнулась, взглянув в умные глаза Цыгана. Были мгновения, когда ей казалось, что животное знает обо всех ее чувствах.

— Коннор был прав, — сказала она, по­глаживая пса по голове. — Любовь и предан­ность — вот что ты принес мне.

Цыган наклонил голову, навострив уши, как будто внимательно слушал каждое слово Лауры.

— Я впервые в своей жизни чувствую этот дом родным. Но мне так больно! Именно те­перь, окончательно уверившись в любви отца, тети Софи, твоей, я должна все это поки­нуть. — Лаура взглянула на окна, сквозь ко­торые сочился лунный свет. — Но разве я могу жить без Коннора? Мне кажется, что моя душа разрывается на части.

На бархатной подушке кресла-качалки око­ло камина лежала раскрытая книга тети Софи и отблески огня плясали на красном кожаном переплете. Лауре показалось, что книга пылает, призывая ее, маня ее к правде и к человеку, который будет с ней, только если она найдет мужество признать эту правду.

И словно бессознательно подчиняясь чужой воле, она пересекла комнату, влекомая огнем и своей судьбой. Книга на ощупь была теплой, кожа — мягкой под пальцами.