Нэн Райан - Солнце любви

Сердце у Эми забилось чаще и сильнее. Долгий поцелуй становился горячим, как июльская жара. Его пальцы продолжали сжимать ее блузку, плотно натягивая ткань у нее на груди. Его колено вдвинулось между ее ногами, а твердое как сталь бедро прижалось к ней таким образом, что она вынуждена была понять: это, должно быть, плохо, раз ей так хорошо.

Пылко отвечая на его поцелуи, Эми внезапно поймала себя на неожиданной мысли: Тонатиу воистину Бог-Солнце, ее Бог-Солнце. Бог-Солнце, чьи лучи пронзают ее насквозь, а обжигающий жар и в ней самой порождает пламя. Опасное солнечное божество, которое заставляет кровь кипеть у нее в жилах и насылает непостижимую горячку на ее утомленное зноем тело.

Юные влюбленные быстро постигали науку поцелуев. Их долгие жадные объятия теперь были совсем не похожи на застенчивые, робкие ласки, которыми они обменивались в тот первый день у реки. Всего за шесть недель их поцелуи достигли такого накала страсти, что порой — как бы ни были сладостны сами эти поцелуи — вполне удовольствоваться ими оказывалось невозможно. После таких встреч Эми дрожала, как в ознобе, и испытывала непонятную тоску, а Луис оставался измученным и опустошенным.

Наконец Луис поднял голову. Он дышал часто и с трудом. Его рубашка с открытым воротом позволяла видеть, как блестят у него на шее капельки пота. Его веки отяжелели от желания.

Эми, не менее его взволнованная, сомкнула руки у него за спиной и с усилием проглотила комок, поднявшийся к горлу. Она чувствовала себя опасно ослабевшей.

Луис уткнулся лбом в лоб Эми и сказал:

— По-моему, надо бы все-таки проехать до реки.

Его пальцы, наконец выпустили зажатый в них перед ее блузки.

— Только бы у меня для этого сил хватило, — ответила она едва дыша, не открывая глаз.

Он поднял голову, улыбнулся и поцеловал Эми в веки.

— Я тебя отвезу туда, радость моя, — пообещал он.

Она едва стояла на ногах, и, поддерживая ее за пояс, чтобы она не упала, он наклонился и подобрал волочившиеся по земле поводья кобылы.

Потом поднял Эми на руки и донес до своего терпеливо ожидающего коня, усадил ее верхом и сам расположился позади нее. Поводья кобылки он быстро привязал к специальному кольцу собственного седла, и они двинулись вниз по склону; кобыла, оказавшись без всадника, послушно следовала за крупным жеребцом по пустынному плато.

— Ну как? Сейчас тебе получше? — спросил Луис, зарывшись губами в ее растрепанные волосы.

Надежно огражденная кольцом его рук, Эми обхватила пальцами луку седла и откинула голову, так что ее затылок пришелся на его левое плечо. Вздохнув, она сказала:

— Гораздо лучше, спасибо тебе. Когда я с тобой, мне всегда хорошо. И такое ощущение безопасности, полнейшей безопасности!

Улыбнувшись, она взглянула на него.

— Безопасности? — повторил он. — Ах, querida, в этом я не уверен. Ты такая красивая, такая соблазнительная… мой отец часто повторяет: «La mujer es como el vidrio, siempre esta en peligro»… Это значит: «Женщина, как стекло, всегда в опасности».

Эми засмеялась:

— Если бы даже это так и было, ну что со мной может случиться? Вот разве что я разобьюсь на кусочки, если ты меня вдруг уронишь. Или бросишь меня. Но ведь ты ничего такого не сделаешь, правда?

Он засмеялся, а потом, сразу став серьезным, заверил ее:

— Эми, если придет такое время, что один из нас окажется брошен и забыт… это буду я.

Руки Эми автоматически метнулись назад, чтобы опереться на его бедра, обтянутые брюками из грубой ткани.

— Нет! Не говори так! Я никогда не смогу от тебя отказаться! И никогда не смогу тебя забыть.

Он улыбнулся: это было так приятно слышать, и хотелось верить, что так оно и есть. Она повернулась к нему и осыпала утешительными поцелуями его щеку, а он в это время смеялся и уже не в первый раз, давая волю воображению, представлял себе, как будет чудесно, когда они поженятся и станут жить-поживать вместе на дикой прекрасной земле, которая будет их достоянием.

В мире наверняка не было человека счастливее его! Наступит время, когда два величайших сокровища, которые может предложить судьба, будут принадлежать ему и Орилья.

Как только влюбленные достигли высокой ивовой рощи, ограждающей их речной редут, они со смехом соскочили на землю и устроили небольшое состязание: кто быстрее разденется и забежит в холодную прозрачную воду.

Позади задней луки седла на спине у вороной кобылы был закреплен скатанный тючок, где находились панталоны из мягкой оленьей кожи длиной до колена и грубая хлопковая рубашка, составлявшие купальный костюм Эми в первые недели после ее прибытия домой.

Но сейчас никто не снял с лошади этот тючок.

Пару недель назад в такой же жаркий день произошло следующее. Когда Эми собралась удалиться под прикрытие ив, чтобы там переодеться, Луис обратился к ней с вопросом:

— Тебя не оскорбит, если я стану купаться без рубашки и без этих тяжеленных штанов?

Он похлопал по бокам своих плотных брюк, прокаленных на солнце.

Не имея ни малейшего представления о том, что на нем надето из белья, она покачала головой. Он мгновенно скинул рубашку, расстегнул тяжелые брюки и бросил все это на песок, а потом еще и отпихнул ногой в сторону. И вот он уже стоял, улыбаясь, не прикрытый ничем, кроме узкого замшевого лоскутка на бедрах.

Это был первый раз, когда Эми видела его без рубашки, не говоря уже о брюках. Зажав в руках собственные купальные принадлежности, она смотрела на него во все глаза. Казалось странным и необычайно красивым, что у него и грудь, и ноги имеют такой же бронзовый оттенок, как лицо.

Иногда ей случалось оказаться свидетельницей того, как отец на скорую руку ополаскивался на кухне. При том, что его лицо и шея, так же как и мускулистые руки, были покрыты загаром, на спине и груди у него кожа оставалась светлой — там, где ее обычно защищала рубашка. У Тонатиу в отличие от ее отца на груди не было растительности. Эми не могла отвести глаза от его высокой фигуры, сужающейся книзу, блестящего торса, выступающих ребер, плоского, подтянутого живота и сильных стройных ног, словно отлитых из металла. А то подобие нательных штанов, что еще на нем оставалось, было столь коротким, что позволяло видеть и часть крепких бронзовых ягодиц, и это также не ускользнуло от взгляда Эми.

Впрочем, при всей своей невинности Эми не лукавила перед собой, понимая, что больше всего ее завораживает та часть его «анатомии», которая была едва прикрыта замшей, и это понимание вогнало ее в краску. Она почувствовала, что лицо у нее залилось румянцем, когда ее взгляд упал на узкую полоску, закрепленную завязками над обнаженным бедром. Ей невольно подумалось, что стоит ему сделать одно быстрое движение — дернуть за конец шнурка, образующего весьма незамысловатый узел, — и на Тонатиу вообще ничего не останется.