Шарлин Рэддон - Навеки моя

– Вы вся дрожите, – Бартоломью не мог понять, то ли она плачет, то ли это дождь струится у нее по щекам. Он натянул желтую промасленную ткань ей на голову и заправил волосы внутрь. Он подумал о том, что она могла сорваться в реку, и у него ослабли колени и свело желудок. Все, о чем он мог думать, было: «Спасибо Тебе, Господи, спасибо Тебе…»

Он вернул Эри в повозку слишком быстро. Страх и одиночество овладели ею в ту же секунду, как он отпустил ее. Ее глаза впились в его темное лицо. Если он пропадет из вида, она погибнет.

Ему пришлось закричать, чтобы она его услышала. Окружающий мир и буря вернулись на свои места.

– Положите все, что вам может понадобиться в течение несколько дней, в свой саквояж. Нам придется оставить повозку здесь.

– Куда мы пойдем?

– У меня есть друзья в двух милях отсюда. Мы поедем верхом, это не займет много времени.

Пока Эри собирала все, что им могло понадобиться, уши ее с тревогой вслушивались в слабое звяканье металла и нервное всхрапывание лошадей – Бартоломью распрягал упряжку. Ей так нужно было знать, что он рядом! Она запихнула завернутые в непромокаемую ткань остатки их обеда и смену одежды в свой саквояж. Затем, поддавшись мгновенному импульсу, она порылась среди своих платьев, пока не нашла фотографию своих родителей в рамочке и расшитый бисером мешочек, в котором лежали ее детская расческа и ложка, завернутые в расшитый ее матерью чудесный легкий шарф. Потерять это, если бы повозка свалилась в реку, было бы выше ее сил. И так плохо, что пришлось оставить книги и яркие раскрашенные тарелки, которые ее мать привезла из Греции. Но придется пока удовольствоваться мешочком. На секунду она провела пальцами по гладкой глазированной поверхности и закусила губу, увидев потрепанную кожаную сумку Бартоломью.

Вытянув шею, Эри смогла разглядеть, что Бартоломью по-прежнему возился с лошадьми. Зная, что мать сильно бранила бы ее за импульсивность, она стала засовывать одну за другой тарелки в его одежду. К тому времени, когда она покончила со всеми четырьмя, укрыв их рубашками Бартоломью и – она вспыхнула при мысли об этом – его нижним бельем, сумку была так набита, что ее едва удалось застегнуть.

– Вы готовы?

Эри виновато встрепенулась при звуках его голоса позади повозки:

– Да.

– Хорошо, вы сможете скакать без седла?

– Я… я никогда раньше не ездила верхом на лошади.

– Тогда вам придется ехать вместе со мной. Передайте мне сумки.

Веревкой, взятой из повозки, он связал две сумки вместе, озадаченно нахмурившись, когда почувствовал вес своей. Затем перебросил их через широкий круп кобылы, на манер седельных сумок. Захватив свое ружье из-под сиденья повозки, Бартоломью взобрался на лошадь, устроившись как можно дальше на крупе кобылы. Он положил свернутое одеяло поверх сбруи, чтобы устроить удобное сиденье, и помог Эри взобраться в него. Пока она расправляла юбки, чтобы они прикрывали ей ноги, он просунул руки вокруг ее талии и взял вожжи.

Эри могла бы поклясться, что две мили до поместья Апхем они ехали две недели. Сырость и холод проникли в ее кости, полностью заморозив ее снаружи и изнутри. Нижняя часть спины и внутренняя поверхность бедер болели. Она согревала себя мыслями о горячем кофе и теплой ванне, которую она примет, когда они наконец приедут к друзьям Бартоломью.

Пока они ехали, Бартоломью рассказал ей о том, что они с Джоном Апхемом вместе росли в Тилламуке.

– Одному Богу известно, почему мы стали друзьями. Джон всегда жаловался, что я – страшный зануда, потому что я все время сидел, уткнувшись носом в книгу, – Бартоломью коротко рассмеялся. – Все, о чем он мечтал, – это когда-нибудь обзавестись собственной фермой. Единственный общий интерес для нас представляли только животные; для него – разведение и получение прибыли, для меня – лечение и уход за ними.

– Лечение животных?

– Да. Я хотел поступить в ветеринарную школу. После смерти матери я поступил в университет Корваллиса, чтобы завершить образование, но несколько месяцев спустя моего отца бык ударил рогами в позвоночник. Его парализовало, и мне пришлось вернуться на ферму, чтобы вести хозяйство.

– Разве у вас не было братьев и сестер, которые могли бы помочь?

– Были. Двое братьев и одна сестра, но они все завели семьи и уехали. Здесь была Хестер, на которую легла вся работа по уходу за домом и отцом. Она приехала вскоре после смерти моей матери и оставалась в качестве экономки у моего отца.

– Понимаю.

Бартоломью посмотрел на нее и увидел в ее незабываемых голубых глазах вопрос. Он печально улыбнулся:

– Я был молод и обижен на весь свет. У Хестер тоже была нелегкая жизнь. Это нас и соединило, – он пожал плечами. – Во всяком случае, я на ней женился.

Они свернули на боковую дорожку и примерно через милю добрались до бревенчатого дома. Ни одно окно не светилось. Эри разочарованно застонала.

– Никого нет дома!

– Все в порядке, дверь будет не заперта.

Эри с трудом подавила в себе желание поцеловать деревянный пол, на котором она оказалась, войдя в двери. Через несколько секунд, Бартоломью зажег керосиновую лампу. Свет, разлившийся по полу, давал приятное ощущение уюта и радости.

– Вам бы лучше снять эту мокрую одежду, – он подложил полено в маленький костер, который развел в камине. – Мне нужно завести лошадей в сарай. Может быть, что-нибудь подскажет мне, где сейчас Джон и его семья.

Эри держала ладони над огнем и рассматривала несколько обрамленных рамками фотографий на каминной полке, когда она заметила листок бумаги, прислоненный к вазе.

– Здесь есть записка для вас.

Бартоломью поднес записку к лампе и прибавил света.

«Барт,

Извени но мы не сможим тибя встретить. Малинький Джонни сильно упал с сеновала сарая и плохо сломал ногу. Мы едим с ним к дохтору Вулси. Буть как дома и селе мы не вернемси вовримя может быть мы встретим тебя на дороге.

Твой друг Джон

Собираемся быть дома завтра, но мы были бы благодарны, если бы ты накормил животных».

Бартоломью довольно рассмеялся и протянул записку Эри.

– Поскольку орфография не имеет ничего общего с ценами на сено или с производством сыра, Джон не обращает на нее особого внимания. В его представлении, крайне глупо беспокоиться по поводу правильного написания слов – главное, чтобы было понятно.

Так как Апхемы были в Тилламуке – по другую сторону от смытого бурей моста – Бартоломью и Эри получили дом в свое полное распоряжение. У Бартоломью было такое чувство, как будто ему подарили целую тысячу серебряных долларов.

Эри протянула ему записку обратно, а затем вытащила заколки из волос. Она наклонилась до пояса, и мокрые пряди волос закрыли ей лицо и опустились до каминной полки. Она принялась расчесывать их пальцами, чтобы они просохли у огня. От длинных локонов и даже от ее юбок повалил пар, наполнив комнату запахом влажной шерсти и цветов.