Шарлин Рэддон - Навеки моя

Он удивился – он думал, что она будет выглядеть не так, как раньше, когда он в последний раз видел ее обнаженной. Не такой невинной, что ли? Но это понравилось ему сильнее, чем он мог выразить. Что бы там ни было, но она была еще более прекрасна, чем казалась ему в его воспоминаниях. Уже несколько месяцев он хранил в памяти образ ее, обнаженной и лежащей перед ним. Но то, что он увидел сейчас, показалось ему намного прекраснее даже этого образа.

Его руки дрожали, когда он снимал брюки. Он хотел подойти к ней, но она остановила его.

– Сейчас моя очередь.

Бартоломью никогда не стоял под пристальным взглядом женщины. Это было новое, чертовски возбуждающее чувство. Его терпение растворилось под ее горячим, страстным взглядом.

– Хватит, нимфа, если ты только хочешь, чтобы я остался мужчиной.

Он подошел к ней, и они упали на постель из одежды. Их губы слились в страстном поцелуе. Он целовал ее так жарко, как медведь, который наконец-то дорвался до меда. Рука Бартоломью нашла ее грудь. Он услышал ее мягкий стон, когда он пальцами прикоснулся к ее соску. Он прошептал ей прямо в губы:

– Я голодал все эти годы, о праздник все же наступил. И я, дрожа, как от мороза, вино познания отпил.

Затем он заменил пальцы ртом. Эри задохнулась и дугой выгнулась в его руках. Когда она опять смогла дышать, она спросила:

– Ты читал Эмили Дикинсон?

– Это приближало меня к тебе.

Она взяла его лицо в ладони и поцеловала:

– Я так скучала по тебе!

– По мне? – он дразнил ее. – Или по этому? – он взял ее грудь и нежно зажал сосок зубами.

– По тебе, по этому, по всему, – ее пальцы утонули в его волосах, она задыхалась от возбуждения, но голос звучал твердо. – Больше всего по тебе. Не дразни меня, Бартоломью, я слишком хочу тебя.

Он поднял голову и посмотрел на нее темными, ясными глазами.

– Ты – душа моя, разве ты не знаешь это? Ты – кровь, которая течет во мне, вены, по которым она течет, мое сердце. Жить без тебя, без возможности выразить свою любовь к тебе было бы все равно, что брести в тумане, бесконечном, бессмысленном, слепом аду.

– О Бартоломью, если бы я только знала, что Хестер… я бы никогда не вышла замуж…

– Тс-с. Здесь не существует никого, кроме меня и тебя, – он схватил ее за руку н поцеловал кончики ее пальцев, затем провел языком по ладони. Она вздрогнула. – Согрей меня, – сказал он, – мне было без тебя так холодно и так пусто!

Эри слегка зажала губами его нижнюю губу и пососала ее, ее рука ласкала его грудь, а другая тонула в черных зарослях его груди. Он вздрогнул, когда ее ногти слегка зацепили его маленький сосок. Эри улыбнулась, радуясь возможности вернуть ему часть тех сладких мук, через которые он проводил ее сейчас и которым он подвергал ее до этого. Его руки не оставались на месте, стараясь исторгнуть у нее крики наслаждения, гуляя по ее обнаженному телу. Его язык занимался тем же делом, лаская ее грудь. Но Эри знала, как выиграть в этой игре, и она таки победила.

– «Я отдалась ему, и он достался мне, – процитировала она, и ее рука коснулась самой чувствительной части его плоти. – Так жизненный закон вершится на земле».

Бартоломью застонал. Его тело замерло и остановилось – он смаковал ее ласки.

– Не говори о законах, нимфа . Это напоминает мне один из них, согласно которому ты никогда не будешь моей.

– Я и так твоя, Бартоломью. Мое сердце принадлежит тебе с тех пор, как мы встретились. А после сегодняшнего дня и мое тело будет принадлежать тебе. Никто больше не будет ко мне так прикасаться.

Ее слова звучали, как музыка. Хотя он знал, что она не вправе давать такие обещания, он так сильно хотел ее, что надеялся, что она их сдержит. Он отбросил в сторону печальные мысли и наполнил разум мыслями об удовольствии, которое она ему доставляла. Внутри него бушевал огонь, «Господи, помоги мне, ибо не могу я устоять перед соблазном взять ее». В этот момент ему показалось, что он готов даже на убийство, только бы получить ее. Мысль ужаснула его, но не потушила бушевавшее в нем пламя.

– Как ты можешь быть таким твердым и таким мягким одновременно? – шептала она, исследуя то, что составляло его мужскую силу.

Бартоломью не смог ответить – его уносил поток. Сладость их ароматного ложа, смешанная с ароматом ее тела – горячим, страстным, женским, – обрушивалась на него дождем. Держась на грани самоконтроля, он уткнулся лицом в ложбинку на ее шее и позволил аромату и ощущению от ее шелковой кожи с головой накрыть его. Его прерывистое дыхание вторило столь же резким вдохам, исходящим из ее груди.

Рука Эри гуляла по сокровенным частям его тела, и хотя она ласкала его слегка неловко от неопытности, но все равно ей удалось поднять его на вершины сладострастия. Рай был совсем рядом. Бартоломью отвел ее руку в сторону и зашептал ей на ушко:

– Я молюсь Богу, чтобы ты так же хотела меня, как я хочу тебя, маленькая нимфа, потому что я не могу уже больше сдерживаться.

– О да, Бартоломью! Я хочу, я очень хочу тебя!

Он губами припал к ее груди, а пальцами скользнул по животу к бедрам. Жаркая нежность, которая ждала его там, вызвала у него стон восхищения. Она была более чем готова. Лишь одно его нежное прикосновение едва не довело ее до оргазма.

– Ты, как теплое море, прекрасное и иллюзорное, сладкое и соленое, – хрипло шептал он, подняв голову, – ты – как солнечный луч: горячая, чувственная, сладострастная.

Ее усмешка была хриплой от страсти:

– А ты, как сама жизнь: напряженный, загадочный и скупой.

– Скупой?

– Да, как долго ты собираешься меня мучить?

– А я тебя мучаю? – спросил он, продолжая пальцами ласкать ее горячую женственность.

– Да. Сейчас я чувствую, что еще немножко, и я умру от боли и удовольствия, которые ты мне доставляешь.

У Бартоломью в ушах застучала кровь, он почти терял контроль над собой. На его лице появилась гримаса напряжения. Осознав, что он не может больше выносить это, он надвинулся на нее. Ее жар чуть не обжег его плоть. Преграда, с которой столкнулась его ищущая мужская сила, обескуражила и ранила его.

– Откройся мне, нимфа, и мы умрем вместе.

– Но я не знаю как.

Бартоломью испугался, что он может взорваться до того, как достигнет цели. По красному лицу Причарда на следующий день после свадьбы Бартоломью понял, что у парня так и не получилось начать семейную жизнь из-за раннего извержения. Бартоломью был мастер контролировать свое тело, тем не менее он был на волосок от того, чтобы самому не повторить участи своего племянника.

Его смутил тот резкий, судорожный выдох, что слетел с ее губ, когда он нежно пытался ввести в нее свою плоть. Ее неопытность, инстинктивные движения очаровывали его так же сильно, как и ее не остывающий огонь. По крайней мере, неопытные потуги Причарда не убили в ней страсти. Но, может быть, Причард удовлетворял только себя, совсем забыв об Эри? При этой мысли Бартоломью стиснул зубы и захотел, чтобы хоть с ним она испытала настоящий экстаз. Немного отодвинувшись назад и расслабившись, он пальцами начал ласкать ее, пока она не задрожала и не выгнулась, находясь на краю высшего наслаждения.