Карен Рэнни - Осень в Шотландии

Ах, если бы она взяла с собой Мейзи! Тогда они вдвоем могли бы подождать в гостиной у Спенсера, как делали это уже много раз. Но Мейзи осталась выполнять поручение хозяйки – перед отъездом учительниц она должна передать каждой из них по конверту. Внутри их ждала премия: последняя часть жалованья плюс небольшое вознаграждение за хорошую работу в этом году.

Казалось, девушка у двери о чем-то спорила с кучером. Шарлотта едва не решилась выйти из кареты и вмешаться. Кучер что-то говорил, девушка отрицательно качала головой. Шарлотта все поняла раньше, чем Франклин вернулся к экипажу со шляпой в руках.

– Ваше сиятельство, похоже, его нет дома.

– А где же он?

– Он в Эдинбурге, ваше сиятельство. По судебным делам.

Как странно. Конечно, тут нечему особенно удивляться, но Спенсер, по его собственным словам, редко куда выезжает.

«Все, что мне надо, Шарлотта, есть в Инвернессе. Зачем мне куда-то ехать?» – обычно говорил он. И при этом смотрел на нее с выражением, которое она не могла определить иначе как нежное, и это заставляло ее думать, что он имел в виду нечто совсем другое, нечто личное и теплое.

Шарлотта размышляла о том, как же следует поступить, а тем временем начался дождь и застучал по одежде кучера.

– Хорошо, Франклин, – с неохотой проговорила она. – Мы возвращаемся в Балфурин.

– Вы оставите записку, ваше сиятельство?

– Просто напишу, что мы заезжали. – Она полезла в ридикюль, достала визитную карточку и передала кучеру: – Отдай это той девушке.

Кучер слегка поклонился и вернулся к дверям, а Шарлотта закрыла дверцу кареты, чтобы туда не попадали капли дождя, и, откинувшись на подушки, стала гадать, что ей теперь делать.

Выбора у нее не было, надо возвращаться в Балфурин, но ей так этого не хотелось, потому что там был Джордж. Джордж с его самоуверенной – и такой обаятельной – улыбкой, которая зачаровала большинство учениц в ее школе. Джордж с его странным и верным спутником. Джордж, который смотрел на нее так, словно на кончике носа у нее находилось нечто, страшно его интересующее.

Рукой в перчатке она потерла этот самый кончик носа.

Он снова выиграл.

Через секунду Шарлотта уже ругала себя. Вовсе у нее не было такой уж отчаянной потребности с кем-нибудь поговорить. Ничего подобного.

С тех пор как она приехала в Шотландию ровно пять лет назад, она перестала от кого-либо зависеть. Да и с кем ей было говорить в первое время? Со старой Нэн? Эта женщина не желала иметь с ней ничего общего лишь потому, что Шарлотта – англичанка. С Джеффри? Старик тоже вел себя как истый шотландец, вот только Нэн ее избегала, а Джеффри, наоборот, все время мешал и путался под ногами.

В самом начале в замке работал один молодой человек, кажется, Томас, так он ушел в море и ни разу не оглянулся на древний Балфурин. Шарлотта с некоторым сомнением благословила этот его поступок, невольно пожелав себе такой же решительности относительно собственного будущего.

«Почему он вернулся именно сейчас?» – задала она вопрос небесам, и те ответили стуком капель по крыше кареты. Почему не тогда, когда она стояла посреди двора в замке, решившись ни за что не возвращаться в Англию, но сомневаясь в этом решении? И не четыре года назад, когда ей пришлось просить кухарку проявлять сугубую экономию на кухне, потому что нечем было платить бакалейщику? Почему не три года назад, когда положение с деньгами было таким напряженным, что она боялась не наскрести на жалованье учителям? И не два года назад? Тогда Шарлотта истратила все свои деньги на дорогие нововведения.

Так нет же! Он вернулся именно сейчас, когда дела почти наладились.

Шарлотта прикрыла глаза и стала слушать завывания ветра. Ветки скреблись в окно кареты, словно природа затеяла непрекращающуюся опасную игру.

Порыв ветра качнул экипаж. Шарлотта вцепилась в подлокотник сиденья, чтобы не упасть. Вначале непогода не выглядела такой угрожающей, но ведь в Шотландии все бывает неожиданно. Чистая и дикая красота весны, мягкое спокойствие лета… Но зиму Шарлотта ненавидела, ей казалось, что в это время царствует смерть: все живое засыпает, а пейзаж состоит лишь из снега и льда.

Наверное, Джордж любил зиму. Странно, что она этого не знает. Однако она вообще мало что о нем знает. Вот горчица ему нравится. Шарлотта запомнила это, потому что они несколько раз вместе обедали. И еще нравится ростбиф. Он заявлял, что шотландская говядина вкуснее английской. Как будто Шарлотта знала национальность тех животных, мясо которых она ела. Еще ему нравилось прикосновение шелка к коже. Он как-то сказал ей об этом. Сейчас Шарлотта не помнила, по какому случаю, но помнила, что фраза показалась ей не совсем приличной. А какой у него любимый цвет? А книга? И вообще, любит ли он читать?

Даже о лакее, который прошлой ночью прислуживал леди Элинор, Шарлотта знала больше.

Кстати, что делать с этой историей? Надо ли вообще упоминать о ней? Следует ли сделать выговор молодому человеку? Или, может быть, поздравить его?

Еще вчера она была директрисой школы для молодых леди, которая скоро должна начать приносить доход. Только это, и ничего больше. Ее жизнь была предсказуема, хотя и немного однообразна. Дни проходили по расписанию, все обязанности заранее определены. Шарлотта знала, что принесет ей понедельник, что – вторник. Так же, как и остальные дни недели.

Сегодня все изменилось. Сегодня в замке присутствует ее беглый муж, а сама она оказалась предметом внимания очень решительных и очень настырных женщин, которые собираются обучить ее любовному искусству.

Ветер завывал все сильнее. Франклин кричал на лошадей. Из низких туч вылетали стрелы молний и колотили в вершины холмов. Испуганное ржание лошадей мешалось со стуком дождя и щелканьем кучерского хлыста.

Видимо, перед отъездом из Балфурина следовало подумать о погоде.

Шарлотта вжалась спиной в сиденье, а новый порыв ветра едва не перевернул экипаж. Неужели ее жизнь кончится так нелепо? Не как у древней старухи Нэн, которая смотрит на Балфурин из окна башни с чувством должного завершения своих жизненных трудов, а в треске разбившейся в бурю кареты?

Наверное, за эти пять лет у Бога накопилось слишком много причин, чтобы наказать ее, и теперь настало время отвечать за свои грехи. И первый среди них – гордыня. Она не поехала домой, как следовало послушной дочери. Вместо этого она осталась в Балфурине, упрямая, решительная, посрамленная. Тщеславие ведь тоже грех, не так ли? Ей так нравилось, как она выглядела вчера вечером в своем единственном бальном платье, и ей было жаль, что Спенсер не видел, как она входит в зал.

Лошади тревожно заржали. Шарлотта зажмурила глаза и пожалела, что не зажала уши.