Карен Рэнни - Снова влюблены

Дуглас повертел бокал в руках, рассеянно наблюдая за игрой света на резном хрустале. Ему вдруг стало зябко.

Гувернантка?

Он медленно повернул голову и взглянул на хозяина дома, выдавив некое подобие улыбки.

— Ваша гувернантка и в самом деле недурна.

Хартли усмехнулся:

— Думаю, в самом скором времени ее статус повысится. Моя жена все еще хворает после рождения ребенка, а у мужчины есть определенные потребности.

— Вы так уверены, что она примет ваше предложение? — полюбопытствовал Дуглас. Как ни странно, голос его звучал твердо, не отражая царившего в мыслях смятения. Со стороны могло показаться, что обсуждаемая тема не представляет для него особого интереса.

— Разве у нее есть выбор? В конце концов, она всего лишь гувернантка. Они могут сколько угодно задирать носы и изображать из себя недотрог, но в конечном итоге делают все, что от них требуется, лишь бы не оказаться на улице.

Дуглас осторожно поставил бокал на медный поднос.

Комната, где они сидели, была довольно уютной, без претензий на пышность, характерных для остальных помещений этого дома. Вдоль стен высились книжные полки, уставленные сотнями книг, подобранных скорее по толщине, чем по темам.

Подобно многим, Хартли мнил себя образованным человеком, даже не пытаясь приобщиться к знаниям.

Их встреча носила чисто деловой характер. Хартли пожелал вложить деньги в импорт французских тканей, и до появления гувернантки вечер был вполне приемлемым.

— Видели бы вы ее несколько месяцев назад. Кожа да кости, но теперь она приятно округлилась.

— Вы сами ее наняли? — Дуглас заставил себя откинуться в кресле, изображая небрежность. Все его чувства обострились в ожидании ответа.

Хартли сделал глоток, самодовольно разглядывая свой бокал.

— Нет, это заслуга моей жены. Кажется, тетка девушки была дружна с ее матерью. Жаль, что Жанна решила пойти в гувернантки. С такой внешностью она могла бы стать весьма востребованной куртизанкой.

Гнев, захлестнувший Дугласа, застал его врасплох. Впрочем, он никак не ожидал, что Жанна вдруг воскреснет из прошлого, словно призрак, обретший плоть. Не странно ли, что из всех мест на свете, из всех городов и стран, из всех домов, трактиров и лачуг она объявилась именно здесь, в доме Роберта Хартли, и именно этим вечером?

Он взглянул на дверь, чувствуя, что его кровь начала согреваться, но сердце все еще лихорадочно билось, а пальцы судорожно сжимали подлокотник кресла.

К счастью, хозяин дома, однако, не заметил в его поведении ничего необычного. У Дугласа не было ни малейшего желания объяснять, почему один вид этой женщины привел его в ярость, которую он едва сдерживал.

— Как я понял, вы неоднократно бывали во Франции, — промолвил Хартли, снова наполнив свой бокал.

— Да, — отозвался Дуглас. — Но в основном перевозками занимаются мой брат с женой.

В последние годы Хэмиш и Мэри совершали регулярные рейсы через Ла-Манш, спасая тех, кто пытался бежать из Франции, но Дуглас не собирался посвящать Хартли в их деятельность, включая тот факт, что, пока англичане заняты изгнанием гугенотов из Новой Шотландии, Хэмиш и Мэри не жалеют усилий, заселяя его родную страну французскими эмигрантами.

— Там творятся ужасные вещи, — заметил Хартли без тени сочувствия в голосе.

Дуглас, и сам не испытывал особых эмоций, пока не отправился вместе с братом в Кале. Его сострадание родилось в тот момент, когда он увидел отчаяние в глазах тех, кому удалось бежать из Франции, и услышал их рассказы.

— Полагаю, ни одна революция не обходится без зверств, — сказал он, смакуя виски. — Французы чувствуют себя обездоленными, что только подогревает радикализм.

— Но они слишком нетерпимы к своей знати, — усмехнулся Хартли. Он откинулся в кресле и поднял бокал, любуясь темно-золотистым оттенком виски.

— И к своему королю с королевой, — согласился Дуглас, намекая на арест Людовика и его жены годом раньше. Франция пожирала свою аристократию, целенаправленно очищаясь от благородного сословия.

Не это ли случилось с Жанной? Может, она бежала из Франции, лишившись привилегий своего «класса? Не без труда Дуглас переключил внимание на своего собеседника и их деловое предприятие. Он гость в этом доме и должен вести себя соответственно.

Месть подождет.

Жанне трудно было дышать. Грудь ее сковал холод, сердце оглушительно билось. Казалось, прошлое тяжким бременем легло ей на плечи. Это было похоже на наказание, которому ее подвергли в обители Сакре-Кер, заставив стоять посреди кельи с каменными жерновами, подвешенными на цепи, наброшенной на шею.

— Готова ли ты покаяться, Жанна Катрин Алексис дю Маршан? — строго спросила сестра Мария-Тереза.

— Да, — прошептала она, поскольку молчание наказывалось более строго, чем признание грехов.

— Ты прелюбодействовала?

Какое ужасное слово! Но что может знать эта монахиня с суровым ликом о физической радости и восторгах любви?

— Да.

— Ты предавалась похоти?

Да, прости ее Господи. Она и сейчас видела сны, полные страстных мечтаний.

— Да.

— Ты родила ублюдка?

Жанна положила руки на свой плоский живот, ощутив пугающую пустоту.

— Да, — сказала она, не поднимая головы.

Камни более не отягощали ее плечи, но воспоминания о них были живы, как и бремя вины, сожалений и горя.

Что Дуглас делает в Эдинбурге?

Даже сидя он казался высоким, с широкими плечами и гибкой мускулистой фигурой. Взгляд голубых глаз оставался непроницаемым, но ямочка на щеке свидетельствовала о том, что ему свойственно порой улыбаться.

Но не ей.

Мальчик, Дэвис, что-то говорил, и Жанна заставила себя улыбнуться, сознавая, что он ждет ответа. Может, все это сон и ее подопечный — лишь один из его участников?

Но стена, к которой она на мгновение прислонилась, была вполне реальной, как и благоухание цветов в холле и тепло детской ладошки в ее руке.

«Прошу тебя, Господи, пусть он окажется призраком».

Впервые за долгие годы Жанна обратилась к Всевышнему, хотя и понимала всю тщетность своей мольбы. В монастыре Бог не спас ее от сестры Марии-Терезы. Да и Дуглас, сидевший в нескольких шагах от нее, был слишком реальным для призрака.

Бог, видимо, все же не остался глух к ее отчаянному призыву, поскольку ей удалось найти силы, чтобы добраться до лестницы и подняться на третий этаж.

— Вам плохо, мисс? — спросил мальчик, подняв на Жанну обеспокоенный взгляд, когда она помедлила на лестничной площадке, пытаясь справиться с приступом тошноты. Дэвис был очень нервным ребенком, и его худенькое личико почти всегда удрученно хмурилось.

— Нет, Дэвис, со мной все в порядке, — заверила его Жанна, стараясь успокоиться.