Карен Рэнни - Вопреки небесам

Кэтрин мгновенно насторожилась. Приподнявшись, она подтянула колени к подбородку, обняла их одной рукой, а другую положила на спину Уильяма, согревая его и защищая. За время путешествия Макдональд не раз видел эту трогательную пару. Эта женщина была хорошей матерью, всегда готовой броситься на помощь своему ребенку.

Он обвел глазами ее фигуру, начиная с роскошных волос, струившихся по плечам, и кончая мысками запыленных ботинок. От холода щеки у нее раскраснелись, а спутанная масса завитков выглядела так, словно женщина только что поднялась с любовного ложа. Рыжеватая шевелюра и карие глаза выдавали истинную дочь Шотландии, каковой она и была, о чем свидетельствовали ее чувственный рот, грудной смех и огонь в глазах. Все это время Макдональд безуспешно пытался изгнать ее образ из памяти. Заинтересовавшись чем-нибудь, Кэтрин загоралась восторгом, словно ребенок, и казалась ровесницей сына, печаль в ее глазах сменялась радостью. Именно с таким выражением она подставляла лицо солнцу или, прищурившись, всматривалась в туманную даль. Хью не раз задавался вопросом: неужели она ко всему в жизни относится с таким пылом?

У Кэтрин была своеобразная, очень милая походка, будто она подстраивала шаг к ритму музыки, никому, кроме нее, неведомой. С развевающимися юбками, ботинками, заляпанными родной шотландской грязью, и победоносной улыбкой, которой она встречала каждое утро, вдова Сиддонс олицетворяла в глазах Макдональда беззаботную молодость, оставленную им далеко в прошлом. Ее заразительный смех, доносившийся до него, несмотря на разделявшее их расстояние, напоминал Макдональду журчание воды, падающей на отполированные камни.

— Почему не спите? Неужели не устали?

Услышав его голос, Кэтрин обернулась. Сердце у нее забилось от радостного предчувствия, все тело пронизало приятное тепло.

— Я любовалась звездами и мечтала, — призналась она шепотом, словно боялась спугнуть лесных обитателей.

Хью подошел к догоревшему костру. Лишь временами в нем пробегали искры, бросая красноватый отсвет на фигуру Макдональда, отчего тот казался нереальным — получеловек, полувидение.

— Когда я был маленьким, — сказал Хью, устремляя взор в небо, — звезды представлялись мне чьими-то глазами, наблюдавшими за мной с высоты. И когда одна из них мерцала, я думал, что она мне подмигивает, словно небеса заботятся о моем благополучии.

— А когда падала? — спросила Кэтрин, желая его поддразнить. — Что вы представляли себе тогда?

— Конечно, слезы. Девичьи слезы, пролитые из-за меня.

— Какое самомнение! — со смехом упрекнула его Кэтрин. — У меня в этом случае возникал совсем другой образ. Увидев падающую звезду, я загадывала желание и почему-то была уверена, что оно сбудется.

Наступило молчание. Чувствовалось, что собеседники понимают друг друга без слов.

— Вы не похожи на других женщин, — заметил Макдональд, опускаясь на колени рядом с ней.

В его словах не было ни похвалы, ни осуждения, только констатация факта. Кэтрин действительно отличалась от знакомых ему женщин, большинство которых не интересовалось ничем, кроме своей внешности и нарядов.

Сломав веточку, Хью поворошил тлеющие угли, взметнулся сноп искр и, превратившись в пепел, растаял в воздухе. Он вытер ладонь о штаны. Кэтрин не сводила глаз с его сильной загорелой руки. Каждое из этих немудреных движений врезалось ей в память, особенно запомнились длинные, гибкие пальцы.

Интересно, каково ощущать их на своем теле?

Странная мысль, не соответствующая ни ее прошлому, ни воспитанию, ни опыту замужней жизни, ни скудным знаниям о мужчинах. Кэтрин стыдливо отвела взгляд, словно Хью мог догадаться, о чем она думает.

— Меня всю жизнь называли чудной, — сказала она как бы нехотя и тут же пожалела о своих словах.

Минуту назад она не собиралась раскрывать душу этому в общем-то чужому человеку, окутанному ночной тьмой. Но Кэтрин инстинктивно чувствовала, что Макдональд не станет над ней смеяться, не употребит ее откровенность во зло, как поступил бы граф или Генри.

Разве можно сравнивать его с такими недостойными людьми?

Макдональду вдруг захотелось спросить, почему ее так называли, но он знал, что подобный интерес таит в себе опасность.

— Будь все люди одинаковыми, это вызывало бы скуку, — улыбнулся он и встал.

Что скрывала его улыбка — доброту или насмешку? Кэтрин не могла угадать, поскольку не видела глаз Мак-дональда. Их необычный цвет однажды уже поразил ее. Казалось, они вобрали в себя всю синеву океана и бездонного неба.

А Хью поймал себя на мысли, что на откровенность собеседницы хочет ответить такой же откровенностью. Разумеется, он не собирался говорить о своем увлечении ею. Нет, речь пошла бы о его неизбывном интересе к окружающему миру, особенно к небесному своду, этой черной гигантской чаше, усеянной бриллиантами звезд, под которой лежит земля. О, том, как с помощью различных приборов ему удается имитировать разряд молнии, измерять силу тяжести и изучать свойства ртути. Ему хотелось, чтобы Кэтрин знала, насколько для него важна жажда познания. Но поймет ли его эта странная женщина, напрочь лишенная кокетства? Или, подобно Саре, нежно улыбнется и поспешит отвести глаза, чтобы он не заметил, как ей скучно?

— Я покажу вам свой телескоп. В него можно рассматривать небо.

Кэтрин пришла в восторг.

— До сих пор моим единственным желанием было покинуть Данмут. Я не предполагала расширять свой горизонт до небес, хотя меня всегда занимало, что находится там, наверху. Правда ли, что Господь сидит на облаке и смотрит на нас оттуда, или на небе живут люди вроде нас? Есть ли иная жизнь, кроме той, что нам известна?

— Иная жизнь? Берегитесь, ваши слова отдают ересью.

Макдональд произнес это с улыбкой, но его потрясла необычность суждений Кэтрин.

— Господь создал много всего… цветы, насекомых, рыб и птиц… Неужели он удовольствовался бы только одним человеческим видом?

— Даже если и так, Церковь не одобрила бы ваши слова. Истинные христиане не должны так рассуждать.

Прозвучало по-ханжески, и, желая загладить промах, Макдональд шагнул к Кэтрин, хотя делать этого не стоило. Вообще не стоило начинать разговор. Увидев ее у костра такую одинокую, печальную (единственная бодрствующая душа в сонном царстве), он должен был тут же уйти, однако не только ее красота неодолимо влекла его к ней. Опасная женщина.

— Если бы Господь не хотел, чтобы мы думали и задавали вопросы, он не наградил бы нас разумом.

Прилично ли ей, вдове, наслаждаться обществом малознакомого человека? Но за все это время она, как ни старалась, не смогла забыть лэрда Ненвернесса. Может, он околдовал ее тогда, в Данмуте? Неужели он маг и кудесник? Нет, ей не пристало о нем думать, это слишком опасно. Не пристало вспоминать его широкие плечи, могучий торс, стройные бедра. И уж во всяком случае, она должна забыть ту улыбку, которую он подарил ей, когда они прощались в сумерках. Чуть ироничная, она то ли поддразнивала, то ли искушала.