Яна Немцова - Катенька

– Что ж мне делать с вами? – вздохнула нянюшка. – Давайте, что ли, к курятнику отнесём, Черныш совсем уже старый, авось не тронет вашего подопечного. Пусть кур от лис сторожит, может, толк будет от него.

– Нянюшка, но он слабенький ещё, – щенок высунул мокрую мордочку и тяжело вздохнул. Катя испугалась, что и правда не выживет.

– Вот и выхаживайте, раз спасли, – сказала нянюшка и повела их за собой. – Набросай-ка ему, Катя, свежей соломки, а позже я поговорю с управляющим.

У курятника Глеб Фёдорович отдал Кате спасённого и под нянюшкиным надзором пошёл переодеваться и завтракать. Черныш обнюхал нового соседа и ушёл греться на солнышке.

– Отдыхай, малыш. А мне теперь, чую, не до отдыха будет. Ох и злится на меня, наверное, Аглая. Ну ничего, отработаю, доброе дело важнее картошки.

– Явилась не запылилась, завтрак уже отдали, – заворчала Аглая и громко поставила перед Катей кружку с молоком, да дала тёплый пирожок, – ешь, а после, чтобы всю картошку дочистила, а ещё морковь и свёклу. Посуда замочена, надобно её помыть и натереть. Я отойду, а когда вернусь, чтобы уже доела и за дело принялась, – дав все указания, тётушка вышла на улицу.

Пирожок сладко пах хлебом и мясом. Катя глотнула тёплое молоко. Есть очень хотелось. Тут вспомнила, что не привязала щенка, и, наверное, он тоже голодный. Катя обошла кухню в поисках миски. В углу, где паук плел ажурную паутину, заметила смотанную веревку, а рядом отбитую закопчённую плошку. Мелко покрошила в неё пирожок и залила молоком. Вышла. Огляделась, нигде не заметила повариху и, не останавливаясь, побежала к курятнику.

Щенок как уснул, так и не шевельнулся больше. У Кати сердце замерло, но тут он поднял голову и протяжно зевнул.

– Вот, малыш, принесла тебе покушать, – Катя улыбнулась, поставила плошку рядом. Он принюхался, но есть не стал, опять мордочкой уткнулся в солому и дальше спать. Она аккуратно обвязала его шейку тонкой верёвочкой и примотала другой конец к кольцу, к которому и Чернышова цепь крепилась. Погладила щенка. На душе так тепло стало.

– Ладно, отдыхай, работы у меня много. Не выполню, тётушка накажет, и будем вдвоём голодать, – Катя поспешила вернуться и сразу же начала чистить картошку.

Как прошёл день, она и не заметила. Управилась со всеми овощами. Принялась за посуду. Казалось, что руки сейчас отсохнут чистить тяжёлые кастрюли. А они будто не заканчивались.

Уже стемнело, когда на кухню вошла Варвара Евгеньевна.

– Аглая, ужин отдан, я забираю помощницу, – она посмотрела на уставшую Катю и недовольно спросила, – что же, за весь день больше никто не пришёл работать на кухню?

– Завтра Дуняша будет. Сегодня ей что-то нездоровилось. Спасибо, Катька, завтра с утра жду! – сказала Аглая.

– Она придёт как обычно, – ответила нянюшка, вытирая фартуком натруженные руки Кати, – попрощайся с Аглаей.

– Bonne nuit, – присев в реверансе, сказала Катя и с нянюшкой пошла в комнату.

Варвара Евгеньевна почаще старалась говорить с ней на французском, приучая к постоянной практике.

– Ну что, Катенька, письмо твоё проверила, написано без ошибок, да такое душевное. Красиво описала театр. Хочешь быть актрисой? – с любопытством спросила она.

– Что вы, нянюшка, нет конечно! Мечта моя быть зрителем. Мой дом тут, рядом с вами и Глебом Фёдоровичем, – ответила Катя, а сама подумала, что мечта её неосуществимая.

– Ох, Катенька, дочка. Барский сын тебе не друг. Ольга Дмитриевна сердится, когда вы играете.

– Но он единственный, кто не называет меня сиротой и добр ко мне, – Катя никак не могла согласиться с этими запретами. Глеб Фёдорович защищал от назойливой ребятни. Без него её заклюют, задразнят.

– Оно верно, Глеб Фёдорович в батюшку пошёл, ласковый да заботливый. Но совет мой накрепко запомни: всё же стороной его держись.

– Если стану его избегать, барин расстроится. Я не могу его обидеть, да и остальные дворовые дети тогда точно меня не оставят в покое, – поделилась Катя.

– Они до сих пор тебя травят? – Катя в ответ кивнула, и нянюшка продолжила, – ладно, думаю, время всё на свои места расставит. Начинай читать. А на завтра я тебе сюрприз приготовила.

Катя поставила свечу на тумбу, удобно устроилась на кровати и открыла книгу на двадцатой странице. Она записывала новые слова и проговаривала их вслух. Нянюшка поправляла её произношение и задавала вопросы, как всегда, на французском. Уснули они поздно.

Наступившее утро не было обычным. Катя проснулась, когда солнце стояло уже высоко. Нянюшка почему-то её не разбудила. Она подскочила, быстро оделась, оглядела комнату, но Варвары Евгеньевны не было. Долго не раздумывая, поспешила на кухню.

– Вот она, бедовая девчонка, – хмыкнула Аглая, вытирая руки фартуком. – Заходила Варвара Евгеньевна, дала указ собрать объедков. Вон у дверей стоит, иди корми своего щенка и пулей назад. Дел невпроворот.

Волна радости захватила сердце. Катя побежала к щенку, не обращая ни на кого во дворе внимания. Она давно научилась отделяться от окружающих. Никто из детей не принимал её в свой круг, а взрослые вовсе не замечали, будто она невидимая. Лишь одна Дуняша могла с ней заговорить без насмешки и то, только когда они были вдвоём. Раньше Катя переживала, плакала ночами, но со временем поняла, что важные для неё люди уже рядом, а больше ей никто не надобен.

Будка оказалась пустой. Волна радости вмиг испарилась, щенка нигде не было видно.

– Куда идёшь, сиротиночка, барина небось опять ищешь? – засмеялся конопатый мальчишка. Катя, не взглянув на него, прошла прямо.

– Что несёшь, а ну-ка дай!

Конопатый потянулся к чашке и чуть не выбил её, как с лаем выскочил из лопухов щенок. Тот хотел пнуть его, да промахнулся.

Катя мигом поставила чашку и взяла щенка на руки.

– Мишка, иди сюда! – позвал конопатого управляющий Степан. Хулиган махнул на них рукой и убежал.

Катя тяжело вздохнула. Щенок лизнул её в щеку.

Глеб Фёдорович, поправляя рубашку, подошёл и присел к ним. Он улыбался своей честной, открытой улыбкой.

– Какое приятное утро, рад видеть тебя, Катенька. Как назовём?

– И вправду приятное, Глеб Фёдорович, – сказала она, удивляясь, как это друг словно из воздуха подле неё появился.

Из кузни доносился ритмичный стук, чуть дальше девушка стирала в корыте, горничная развешивала на верёвку хозяйское бельё. Мужики починяли телегу, завалив её набок. Жизнь кипела.

– Яшкой, – предложила она первое имя, что пришло в голову, – ему подойдёт. Юркий и рыжий, словно солнышко.

– Яшка, чудесно. А меня называй Глеб, по-простому, как и договаривались, – улыбнулся барин и снял верёвочный ошейник с тонкой шеи щенка. – Подрастёт, настоящий ему справим. А пока пойдёмте, покажу вам место красивое.