Сюзанна Симмонс - Роза пустыни

Выражение лица Хораса Фитцхью чуть заметно изменилось.

– Да, конечно, это великолепное зрелище. Храмы Карнака. Сфинкс. Живописные дахабийе, плывущие вверх по Нилу. – Опомнившись, он поспешно добавил: – Но это неподходящие места для такой хрупкой молодой особы, как вы.

Элизабет почувствовала, что начинает терять терпение. Ей надо ехать в Египет. Она должна увидеть отца! Это просто необходимо. Отец не только прислал ей письмо с приглашением приехать – он отправил полковника и миссис Уинтерз специально, чтобы они ее сопровождали. Лучшей возможности поехать в Египет у нее не будет. Если только удастся убедить кузена Хораса, тогда, несомненно, он поможет ей уговорить матушку. Элизабет решила схитрить.

Многие молодые девицы, с которыми общалась Элизабет, страдали от всего на свете – начинали с обмороков и кончали меланхолией, причем втайне наслаждались этим. У Элизабет же в отличие от них было отменное здоровье. Тем не менее…

Она прижала кружевной платочек к губам.

– Но насколько я знаю, зимой погода в Египте считается очень полезной для людей со слабым здоровьем.

– Зимние месяцы более благоприятны, чем периоды разлива Нила или ужасная летняя жара, – признал ее кузен.

Она опустила взгляд на свои пальцы.

– Я очень страдала этой зимой здесь, в Йоркшире.

Это не было откровенной ложью. Зима была действительно ужасной – с момента смерти ее сестры Аннелизы до новой надежды, которую принесла весна. Ее милая, нежная Анни угасла за две недели. Трудно было привыкнуть к мысли, что сестры больше нет.

Кузена Хораса явно смутило напоминание о кончине леди Аннелизы. Эта пятнадцатилетняя девочка, младший ребенок лорда и леди Стенхоуп, была настоящим ангелочком, белокурым голубоглазым ангелочком с нежным сердцем.

Кузен откашлялся.

– Зима была очень трудной для всей нашей семьи.

– Да. И погода была особенно холодной и влажной, правда? – Элизабет вздохнула. – По-моему, мне не вынести еще одной такой йоркширской зимы.

Ей была сделана некоторая уступка:

– Возможно, солнечная и сухая погода Египта была бы полезна для вашего здоровья, леди Элизабет.

Она снова вздохнула и посмотрела в окно, на сад и расположенный за ним парк.

– Наверняка была бы. Но матушка не разрешила мне ехать.

– Она… Возможно, леди Стенхоуп не учла всех обстоятельств, – осторожно заметил кузен Хорас. – Если мне представится удобный случай, я поговорю с ней об этом.

Лицо Элизабет осветилось улыбкой, которая совершенно ослепила ее родственника.

– Это было бы так мило с вашей стороны, кузен Хорас!

Он снова откашлялся.

– Ничуть, дорогая моя. Ничуть. Мы ведь должны заботиться о вашем здоровье.

– Конечно, кузен. Ведь жизнь коротка, правда? И надо стараться сделать ее как можно богаче.

Он в который раз прочистил горло, явно недоумевая, как можно отреагировать на философские размышления столь юного существа – и к тому же девушки. С облегчением заметив, что настало время чая, он встал, чтобы проводить Элизабет в салон.

Не прошло и трех дней, как мать дала свое согласие, – и начались приготовления к ее отъезду.

И вот теперь она смотрит на воды Нила! Элизабет хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться в том, что это не сон.

Ей надо запечатлеть в памяти необычайную красоту этого момента и места. Ей надо наслаждаться каждой минутой за двоих – за себя и за Анни. Ведь ее милая нежная сестренка никогда не совершит поездки в эту дальнюю страну – она уже ушла в последний путь, на небо.

Подняв руку, Элизабет вытерла щеки – они были мокры от слез.

Прошло еще сколько-то времени – минуты или часы, сказать было невозможно, поскольку этой волшебной ночью время не подчинялось обычным законам, – и Элизабет больше не страдала от одиночества. Еще не увидев и не услышав ничего, она уже точно знала, что это – лорд Джонатан. Она сама не понимала, откуда у нее такая уверенность, но не сомневалась: это было так. А потом из ночи до нее донесся его голос – звучный, чувственный баритон, от которого у нее по телу пробежала волна какого-то незнакомого ей чувства.

«Привет тебе, о Нефертери, прекраснейшая из женщин,

Супруга Бога, возлюбленная носящего две короны

Лицом прекрасная, безупречная телом и духом,

Исиды воплощение, как преклоняются перед тобой все Боги!

Груди твои меда слаще,

Лицо прекрасней легендарной Нефертити,

Кожа тоньше золота Куша,

Глаза – как два гагата.

Твой голос напевней мелодичной арфы, слаще предрассветного журчания Реки жизни.

Ты любима всеми богами,

Что зовут тебя по имени, – и имя это Египет.

И когда видят, что идешь ты, говорят – идет Несравненная!»

Когда он замолчал, она чуть слышно прошептала:

– Как прекрасны даже сегодня стихи, которые фараон Мернептон Сети посвятил своей возлюбленной жене!

Лорд Джонатан вышел из темноты на залитую луной палубу и, изумленно глядя на Элизабет, спросил:

– Вы знаете об этих стихах?

– Я о них знаю.

– И о Нефертери?

Элизабет кивнула, и распущенные волосы скользнули по ее плечам, словно тонкий шелк.

– Ей было дано имя в честь жены великого Рамсеса. У них с Мернептоном Сети было четверо детей. А потом во время разлива Нила у нее началась какая-то странная лихорадка, и она умерла.

Он смотрел на нее с высоты своего немалого роста, и на лице его отражалось искреннее восхищение.

– Вы знаете и о древних фараонах?

– Немного, – скромно ответила Элизабет.

Она не захотела признаться, сколько на самом деле знает. Лорду Джонатану, так же как полковнику и миссис Уинтерз, нельзя рассказывать о том, сколько она читала о Древнем Египте. Вспомнив о наставлениях няни, она подумала, что эти люди, возможно, стали бы считать ее хвастливой и невежливой.

Но ее сдержанность диктовалась не только скромностью. Мать строго запрещала в своем присутствии любые разговоры о Египте, его истории и памятниках. В конце концов «именно эта шлюха» – так матушка говорила о Черной стране – обольстила ее мужа, безжалостно отняла его у нее и у детей.

Неприязнь матери к Египту не мешала Элизабет прокрадываться в старую библиотеку Стенхоуп-Холла и там жадно читать множество книг, которые собрал ее отец. Начала она с автобиографии барона Демона, а потом взялась за отчеты Джованни Бельцони о его похождениях в Черной стране и переводы иероглифов с Розеттского камня, сделанные Шампольоном.

Лорд Джонатан негромко заметил:

– А вы все-таки дочь своего отца.

С нескрываемой гордостью Элизабет заявила:

– Я – дочь своего отца, археолога лорда Стенхоупа.

И только в эту секунду она сообразила, что стоит на палубе в одной только полупрозрачной батистовой ночной рубашке и легком халате. Совершенно неподобающий наряд для леди, разговаривающей с джентльменом. В Англии подобную встречу сочли бы недопустимой – просто скандальной.