Даниэла Стил - Старые письма

А на следующее утро она встала вместе со всеми ровно в пять часов и получила первые в своей жизни балетные трико и туфельки. Первый завтрак подавали очень рано – в половине шестого, а в шесть им полагалось уже находиться в классах и заниматься разминкой. И когда наступило время второго завтрака, Анна уже совсем освоилась. Мадам Маркова навещала новую воспитанницу по нескольку раз в день и особенно внимательно следила за ее успехами на уроках. Она желала лично проследить за тем, чтобы обучение шло правильно и девочка получила нужный толчок еще до того, как начнет танцевать по-настоящему. Опытной наставнице не требовалось много времени, чтобы разглядеть в маленьком воробышке, залетевшем к ним из Москвы, на редкость грациозного ребенка, чье гибкое подвижное тело самим небом предназначалось для танца. Да, она действительно была создана для той жизни, которую избрал для девочки ее отец. И мадам Маркова, и остальные наставники будущей балерины нисколько не сомневались, что ее привела в эти стены сама судьба. Анна Петровская была рождена для того, чтобы стать великой танцовщицей.

Впрочем, как и обещала мадам Маркова, жизнь юной танцовщицы была полна тяжкого, сурового труда и скорее походила на добровольное хождение по мукам – столь жестоких жертв требовало подчас высокое искусство. Но прошло уже три года, и девочка ни разу не оступилась и не заколебалась на этом нелегком пути к заветной цели. Ей исполнилось десять лет, и она не мыслила своей жизни без танца, и с каждым днем ее мастерство становилось все более совершенным. Она трудилась не меньше четырнадцати часов, почти не выходя из классов. Она поражала своей неутомимостью и целеустремленностью, своим азартным желанием постоянно превзойти самое себя. Мадам Маркова не могла нарадоваться на такое рвение и хвалила Анну всякий раз, когда встречалась с ее отцом. Он навещал дочку по нескольку раз в году и всегда был горд тем, как замечательно она танцует, – не меньше, чем ее учителя.

Отца пригласили на ее первое выступление на сцене, когда Анне исполнилось четырнадцать лет. Она исполняла роль девушки, танцевавшей мазурку с Францем на балу в «Коппелии». С этого дня Анна стала полноправным членом театральной труппы, а не просто одной из воспитанниц балетной школы, и это приятно тешило самолюбие ее отца. Спектакль получился на редкость удачным. Анна продемонстрировала в тот вечер удивительное сочетание ослепительного таланта и идеально отточенного строгого и изящного стиля и покорила всех зрителей. Отец не мог смотреть на нее без слез гордости, и ее глаза повлажнели в ответ, когда они встретились за кулисами после представления. Это был самый выдающийся вечер, и она хотела без конца благодарить отца за то, что семь лет назад он привел ее сюда. Половина из прожитой ею недолгой жизни была отдана балету, и она не знала и не желала знать ничего иного, кроме возможности танцевать.

Годом спустя она уже танцевала фею Сирени в «Спящей красавице», а еще через год, в шестнадцать лет, блистала в «Баядерке». В семнадцать лет Анна по праву стала прима-балериной и так танцевала в «Лебедином озере», что у зрителей от восторга захватывало дух. Увидев ее хотя бы раз, человек запоминал ее навсегда. Мадам Маркова отдавала себе отчет в том, что ее восходящая звезда довольно неопытная юная особа и почти не знает жизни за стенами их школы, однако непревзойденное мастерство, помноженное на редкостный талант, ставило ее намного выше любой взрослой балерины.

К этому времени и государыня, и ее дочери также успели запомнить и полюбить молодую танцовщицу. В девятнадцать лет Анне выпало счастье танцевать на закрытом спектакле, который давали в честь его величества в Царском Селе. Это случилось в апреле тысяча девятьсот четырнадцатого года. В мае ее пригласили выступать в императорской летней резиденции в Петергофе и отобедать в узком кругу коронованных особ вместе с мадам Марковой и другими знаменитостями из их балетной труппы. Столь необычные знаки внимания Анна ценила крайне высоко – расположение царской семьи значило для нее гораздо больше, чем для ее подруг по балетной школе. Быть представленной царю и царице, считать себя в каком-то роде особой, приближенной к их величествам, – разве можно было мечтать о большем счастье? Сделанную с ними на память фотографию Анна поместила в изящную рамку и всегда держала возле кровати. Особенно ей понравились простота и общительность великой княжны Ольги, которая оказалась всего на пару месяцев моложе самой Анны. А еще ее совершенно очаровал наследник-цесаревич. Ему едва исполнилось девять лет, и он искренне считал молодую танцовщицу самой красивой балериной на свете, впрочем, как и все, кто сталкивался с ней в жизни и на сцене.

Благодаря врожденной грации с годами в Анне развилось удивительное изящество. Она обладала великолепными манерами и тактом, хотя от природы была жизнерадостной и смешливой, всегда готовой оценить хорошую шутку. Ничего удивительного, что цесаревич не чаял в ней души. Это был очень чуткий и нежный мальчик, чью жизнь с колыбели омрачал тяжелый недуг. Однако Анна сумела отвлечься от его уязвимости и найти в отношениях с ним столь верную, шутливо-дружелюбную ноту, что он забывал о своей болезни и был рад бывать в ее обществе. С присущей ему недетской рассудительностью мальчик с восторгом отзывался о ее таланте. Наверное, она казалась ему не просто танцовщицей, но живым воплощением природной силы и здоровья.

Анна уступила его горячим просьбам и пообещала, что как-нибудь позволит Алексею прийти на занятия в их класс, если, конечно, им разрешит мадам Маркова. Но в глубине души она с трудом представляла, что мадам Марковой хватит дерзости препятствовать визиту. в ее училище столь важной персоны, если цесаревич будет достаточно здоров и добьется позволения своих врачей. С гемофилией не шутят, и возле наследника постоянно дежурил один из лейб-медиков – во избежание любых случайных осложнений. Анна очень жалела августейшего больного – он выглядел таким хрупким и уязвимым и в то же время обладал таким обаянием и душевным теплом, что не мог оставить ее равнодушной. Это искреннее сочувствие не укрылось от самой государыни – она была тронута до глубины души.

Результатом этого явилось полученное мадам Марковой высочайшее приглашение приехать на неделю в Крым и вместе с Анной погостить в Ливадии – летней резиденции царской семьи. Столь великой чести удостаивался далеко не каждый, и Анна отлично это понимала, но отнюдь не сразу решилась принять приглашение. Сама мысль о том, что на целых семь дней ей придется оставить привычные тренировки и репетиции, казалась кощунственной. Она слишком добросовестно относилась к своим обязанностям и не желала даже малейших поблажек. Она вела замкнутую, едва ли не монашескую жизнь, полную упорного труда и самопожертвования и требовавшую абсолютной отдачи. Все свои силы, все стремления и мечты она принесла на алтарь дарованного ей таланта, и только такая самоотдача позволила ей стать тем, чем она стала, и намного превзойти даже самые несбыточные надежды, возлагавшиеся на нее строгой наставницей. Теперь мадам Марковой потребовался почти месяц, чтобы уговорить свою усердную ученицу. Наконец ей удалось убедить Анну, что пренебрегать монаршими милостями глупо и даже опасно – вряд ли государыне понравится такая дерзость.