Шелли Такер - Запретное прикосновение

Она продолжала вырываться, пыталась кричать, драться ногами и вдруг почувствовала, как что-то острое коснулось ее руки, проникло глубже, и по коже потекла струйка, горячая, будто огонь.

Ноги у Кьяры ослабли, подкосились, она не столько увидела, как ощутила пол рядом со своим лицом и, уже теряя сознание, отметила — или ей почудилось, — что дверь отворилась, в комнату ворвался свет, кто-то окликнул ее по имени. Но голос доносился откуда-то совсем издалека.

Потом свет исчез, наступила полная тьма, и не было уже ничего. Нигде.

Только местные монахи или горные козлы могут по доброй воле взбираться на эти чертовы вершины! Так рассуждал с самим собой Ройс Сен-Мишель, натягивая поводья коня и вынуждая того остановиться у начала очередной снежной тропы, ведущей вверх по крутому склону. Щурясь в ослепительных лучах солнца, мужчина поглядел ввысь, и лицо его исказилось недовольной гримасой. Да, он родился и вырос на этих альпийских склонах, но ведь он все-таки не горный козел. И не здешний монах.

Откинув капюшон плаща, отороченного соболиным мехом, мужчина приложил ко лбу руку в перчатке, чтобы защитить глаза от яркого света, и стал вглядываться в узкую тропу между скалистыми отрогами. Казалось, она немыслимо крута и уходит прямо в небо. Он пробормотал еще одно проклятие, и оно вырвалось из его рта вместе с облачком морозного пара.

Где-то там, на одной из вершин, цель его сегодняшнего путешествия — древнее аббатство. Место покоя, отдохновения, глубоких раздумий и освобождения от грехов.

Но ни одно из этих благ — он знал это — не предназначено для него. Кроме короткого отдыха. Не для того он пересек нынче утром границу с Шалоном.

Привычно оценив крутизну подъема, Ройс вновь ощутил в груди комок, засевший там с той самой поры, когда семь дней назад он покинул Францию и отправился в этот путь. На какое-то мгновение ему захотелось повернуть своего тяжелого боевого коня и поехать обратно. Туда, откуда прибыл. Махнуть рукой на распоряжение, которое получил. На выразительную, хотя и весьма краткую записку.

Но полдела уже сделано: он здесь. Пожалуй, поздно поворачивать вспять.

Конь тихо ржал и сучил ногами. Он больше привык к постоянному движению, к схваткам, к долгим переходам, чем к стоянию на месте. Как, впрочем, и его хозяин.

— Стой смирно, Антерос, — сказал всадник, похлопывая вороного по подернутому инеем боку. — Тут тебе помогут только крылья. Есть они у тебя? — Вытащив одну ногу из стремени и уже занеся ее над конской спиной, он добавил: — В эту схватку, дружище, я пойду один. А ты будешь дожидаться меня, ладно?

Ройс спрыгнул в глубокий, по колено, снег, ощутив легкую боль в усталых, натруженных мышцах и холод, пронзивший сразу все тело с головы до пят. Онемевшими руками он принялся расседлывать коня, снимать мешки с едой и пожитками, не переставая при этом клясть самого себя за то, что приехал сюда, движимый любопытством и страстью к перемене мест.

Именно эти черты характера и подвигли его на то, что он сел в седло и оказался здесь, на снегу, у подножия почти отвесной горы, вместо того чтобы порвать в клочья лаконичную записку, позвавшую его в дорогу.

Скомканный клочок пергамента с нацарапанными на нем буквами до сих пор лежал у него в кармане плаща. Там было написано: «Твоя страна срочно нуждается в тебе».

И все. Никаких объяснений. Только эти шесть слов да название места, куда следует прибыть. Можно было бы счесть это чьей-то дурацкой шуткой, если бы записка не была скреплена восковой печатью.

Он думал, что больше уже никогда не увидит этой печати. Однако судьба распорядилась иначе.

Печать принадлежала человеку, который когда-то, много лет назад, был его сеньором. А вернее, другом, заменившим отца после смерти.

Позднее тот же человек изгнал его из страны, лишил рыцарского достоинства, отобрал все, что было ему дорого…

Ройс Сен-Мишель в сердцах сплюнул, словно желая таким образом избавиться от горечи воспоминаний, но комок в груди оставался. А также боль в душе.

Стиснув зубы, мужчина продолжал стаскивать и развязывать мешки быстрыми резкими движениями, чтобы согреться и избавиться от гнетущих мыслей. Положив на снег снятое с Антероса седло, он раскрыл один из мешков и вынул оттуда уложенные в спешке вещи, необходимые при подъеме на крутые обледенелые склоны: веревки, пару специальных, изобретенных им самим башмаков, уже старых и потрепанных, но опробованных в свое время и незаменимых в этих местах; короткую кирку-ледоруб, а также флягу с вином. «Для согрева, — подумал он, — а не для храбрости».

Вдобавок к испанскому мечу, который висел у него на поясе, он сунул под плащ два острых персидских кинжала с резными рукоятками. Он давно уже никуда не отправлялся без спрятанного под одеждой оружия. На всякий случай. Особенно если впереди неизвестность. Такая уж была у него жизнь в последние годы.

Интересно, что хочет от него бывший сеньор? Зачем назначил встречу в этом забытом Богом месте, в дальнем уголке страны?

И что за дикая спешка? «Срочно…» Сперва он вообще не хотел никуда двигаться, но потом решил, что если уж ехать, то не медля ни минуты, и вот он почти у цели. Через семь суток с того дня, как получил это распоряжение, просьбу, мольбу. Назвать полученный клочок пергамента можно было как угодно.

Но главное и самое трудное еще впереди — подъем на немыслимую крутизну.

«Старый дьявол, он остался таким же, каким был, — с кривой усмешкой подумал Ройс, снова глядя вверх, где терялась в облаках едва заметная тропинка. — Требовательный, вздорный, непредсказуемый».

После минутного размышления он добавил еще одно определение: не умеющий прощать.

Есть люди, над которыми время не властно. Он именно из таких.

Завязав мешок, Ройс выпрямился, взял под уздцы Антероса и отвел под навес скалы, где тот будет защищен от ветра и снега. Здесь же положил раскрытый мешок с овсом и перекинул поводья через голову коня. Это говорило умному и многое понимающему животному, что хозяин покидает его, но вскоре вернется и нужно терпеливо ждать.

Ройс переобулся в старые грязные башмаки, и ему показалось, что он вернулся в прошлое: как знакомы эти снежные вершины, как сладок этот горный воздух, коим он дышал раньше, смолистый запах сосен! Даже небо над головой стало голубее, а снег — еще белее.

Наконец-то комок в груди исчез. Стало легче дышать. В самом деле, что толку мучить себя воспоминаниями, надеждами на возвращение в дом, которого нет? Родина для него закрыта на все замки. То, что его сейчас позвали, — случайность. И еще неизвестно, чем она обернется.

В тот день, когда его изгнали, ему было сказано, что навсегда.

Если бы Альдрик передумал, он так бы и написал в своем чересчур кратком послании. Но там было только приказание. Требование. А никак не просьба.