Атуна Койдергем - Горлинка Хольмгарда Книга 1

– Сие есмь моя обязанность, – повитуха задвинула волосы под платок, еще раз поправила рукава и уже вознамерилась вернуться в парную, откуда время от времени доносились женские стоны, исполненные муки.

– И все же любая служба должна вознаграждаться…Я сам удостою тебя, даю слово, – Семидол не мог выразиться еще более прямо. Повитуха не являлась его собственностью и не относилась к числу его прислуги. Эта женщина служила княжескому дому. А Семидол состоял с этим домом в весьма туманном родстве.

– У меня все имеется. Князь заботится обо мне, – повторила повитуха. Она была уважаемой женщиной, и не только ввиду своего преклонного возраста. Ведь именно она помогала появляться на свет всем детям старого князя. Только ей было доверие в столь важном вопросе. Подозрительный князь сразу распорядился, что ребенок наложницы, которого примет другая бабка, не будет признан мнительным правителем как собственный. – Мне пора.

– У тебя все имеется? Очевидно же, что ты заблуждаешься. Для счастья человеку нужна свобода…– напомнил Семидол служанке. – Но свобода без дома, то есть своего угла, не нужна никому. Я многим могу дать волю, но почти все останутся служить и дальше у меня. Ибо идти им некуда. Ты же обретешь все, о чем другие лишь мечтают. От имени всей нашей семьи…– Семидол, как мог, выделил голосом эту мысль, – от имени всей нашей семьи я вознагражу тебя в благодарность за твое содействие. Когда пройдет время, и ты оставишь свое поприще, то окажешься в собственной избе, большой и теплой. У тебя будет слуга, а может быть, даже двое. И ты ни в чем не будешь знать нужды…– пока староста говорил, повитуха менялась в лице. Ее чело то разглаживалось, то вновь покрывалось бороздами сомнений. – Я прошу тебя лишь об одном. Осчастливь нашего князя. Сделай так, чтобы моя дочь родила сына. Наследника…

– Но от меня это не зависит, – повитуха была бы рада обрадовать новостью о появлении мальчика и князя, и щедрого старосту, и все княжество. Но также знала, что бессильна каким-то образом изменить действительность, которая вскоре всем откроется. – Дитя в чреве. И уже много дней это либо мальчик, либо девочка, – пояснила повитуха.

– Ты не постигаешь…– Семидол потер влажный лоб. Он до сих пор не решался говорить открыто. И все же промедление было для него еще более нежелательным. – Но я, являясь другом и родственником нашего князя, тем не менее постараюсь растолковать тебе…Возможно, ты помнишь о воле нашего правителя, изъявленной во всеуслышание…Князь провозгласил, что новой княгиней станет лишь та женщина, которая сумеет подарить княжеству наследника. Но как можно знать наперед, какая из девушек окажется благословленной богами?..

– Никак, – пожала плечами повитуха. Крики в бане ненадолго стихли, и бабка могла позволить себе задержаться на улице еще некоторое время. Тем более в бревенке с роженицей были мать и сестра, которые ободряли ее.

– Никак, – подтвердил староста. – Именно поэтому князь решил не повторять прежних ошибок. Сначала он получит наследника, а уж после объявит мать сына своей женой…Теперь ты понимаешь, почему так важно, чтобы именно моя дочь родила мальчика?

– Но не в моей это власти, – извинительным тоном подчеркнула бабка.

– В твоей. В твоей, – боярин положил ладонь на плечо пожилой женщины. – От тебя и меня зависит будущее этого княжества. Пойми, наш князь выбрал мою дочь неслучайно. Хоть я и не прихожусь нашему правителю братом, но все-таки мы, можно считать, относимся к одному роду…– повторил в очередной раз свою идею Семидол. На самом деле он был братом первой жены князя, которая скончалась много лет назад. – Моя дочь и князь – это не лишь союз любящих сердец. Это много большее. Это есмь сила рода и процветание княжества. Наш правитель сдал за последнюю зиму. И если он не оставит после себя преемника, то осознай – это будет бедствие для всего нашего народа. Знаешь ли ты, что происходит в славном Киеве? В некогда цветущем граде нынче княжат произвол и беззаконие. Бояре рвут город на части, занятые каждый своим обогащением. Эта же участь постигнет и Белое озеро, если ты будешь стоять в стороне.

– Да…Но что я могу…– оторопела повитуха, которая вконец запуталась. Ее дело – принимать роды, а не рассуждать о политике, зловещей и таинственной.

– Я ведь не склоняю тебя к чему-то преступному или пагубному. Ты многим людям поможешь. Ты целое княжество от беды избавишь…– Семидол знал, что человека можно склонить к любому поступку, если сперва убедить в необходимости и добром основании задуманного. А также предложить способ решения проблемы. – Я прошу от тебя токмо одного – верности. Она есмь то, что склеивает разрозненные камни в прочную стену. Нам предстоит воздвигнуть самое величественное сооружение – неприступный частокол из гордости и славы, который не преодолеть никакому нашему врагу…

– Но как? – простодушно вопросила повитуха.

– Послушай, – Семидол приблизился к уху повитухи. – Вчера ночью моя другая дочь, Найдёна, родила сына. Понимаешь? В нашем роду уже есть мальчик. Если что-то пойдет не так у Догады, я имею в виду…

Словно кургузые утки, низенькие ладьи скользили по темной речной глади, оставляя позади себя быстро тающие бороздки. В этом году преждевременный ледоход рано очистил воды Волхова и Ладожки. Однако на окоченевших берегах еще долго лежал снег.

С безразличием взирала Дива на чужие земли с борта корабля, ставшего ее новым прибежищем. Топкие калуги, пещеры, сопки и угрюмый лес. Бескрайний и глухой, как ее тоска. И в этой великой тоске ей никто не протянет руку. В этой тоске она одна. Совсем одна.

Грусть выплеснулась наружу двумя ручейками, бегущими по щекам. Во время пути Дива то плакала безутешно, то погружалась в молчаливое оцепенение. Поначалу ее провожатые справлялись о причинах подобного поведения супруги своего предводителя, которую им было велено опекать. Но уже вскоре ее слезы никого не занимали.

– Banco! – сердито рявкнул Хельми, вновь указывая Диве на пустующее сиденье. Она не сразу догадалась, что мечник уже несколько раз обращался к ней. Будучи погруженной в тяжелые думы, она не обращала на него внимания, как и на остальных, впрочем. Очевидно, в связи с этим ее отрешением было и сопряжено недовольство в его голосе. – Aldauga…

– Что глаголешь?..– не поняла Дива направленного ей возгласа. Но в ответ Хельми развернулся к ней спиной и пошел по тесной палубе, где все путешественники сидели, и лишь одна Дива стояла, глядя в подернутую дымкой даль. Он знал, что она не понимает его языка. Но не старался облегчить ей задачу и выразиться яснее, на языке Новгорода.

– Княгиня должна присесть на скамеечку. Кажется, скоро будем приставать, – догадалась служанка, которую наспех снарядили в путь вместе с Дивой. Эта девушка, Углеша, была Диве малознакома. Они и не разговаривали. Настроение опальной княгини не располагало к общению.