Селеста Брэдли - Притворщик

Она взглянула на Саймона и убедилась, что его взгляд тоже обращен на нее.

– Где ваше кружево? – неожиданно спросил он.

– Я прикрыла им лиф платья леди Уинчелл…

Боже, ее кружево… Они оставили его там! Впрочем, вряд ли кто-то догадается, откуда оно взялось.

– Ну как, ты согласен? – В нетерпении Агата наклонилась вперед, и Саймон увидел, как над тканью показался краешек розового круга одного из сосков. Потом лиф чуть сместился в сторону, и Саймон едва не потерял контроль над собой.

– Ода…

Агата радостно хлопнула в ладоши, и он понял, что произнес эти слова вслух.

Проклятие! Она снова проделала это с ним. С помощью своего прекрасного тела она уже дважды превращала его в безмозглое орудие в своих руках. Пожалуй, он с радостью убил бы ее за то, что она постоянно лишала его способности контролировать ситуацию.

Впрочем, что уж такого особенного он пообещал ей? Всего лишь вскрыть сейф лорда Этериджа, да и то при условии, что ей удастся обеспечить им возможность проникновения в дом. А поскольку джентльмен, о котором шла речь, не большой охотник до светских развлечений и его можно скорее назвать отшельником, вероятность этого очень мала.

Тем не менее лорд Этеридж – человек действительно загадочный. Может быть, он шпион? Но даже если и так, он работает не в интересах Короны; в противном случае Саймон знал бы о его деятельности все, и уж никак не меньше, чем о ее обожаемом Джеймсе, который являлся для него главной целью. Джеймс был членом его команды, совершившим предательство, и теперь Саймон обязан найти его, прежде чем он снова сможет причинить кому-либо вред.

Чтобы не привлекать внимания к «Клубу лжецов» и не нарушать его анонимности, задача отыскать Джеймса возлагалась целиком и полностью на Саймона, как и расследование дела, суд и вынесение приговора, а если потребуется…

Впрочем, это последнее Агате особенно не понравилось бы.

Джеймс Каннингтон находился в полубессознательном состоянии. Перед ним возникали самые невероятные видения, подсказанные его воображением.

Едва он вынырнул из уютного тумана забытья, как перед ним предстала змея. Ее голова поднялась над свернутым в кольца телом и прошипела:

– Джеймс-с.

Странные существа эти змеи: отталкивающие, но и завораживающие.

– Джеймс, кто такой Мортимер Эпплкуист? Я слышала, как ты произнес это имя. Отвечай, Джеймс, кто он такой?

Джеймс пожал плечами. Разве он только что не сказал этой мерзкой скользкой твари?

– Кто он? Скажи мне! – продолжал допрашивать голос. Джеймсу очень хотелось, чтобы его оставили в покое. Ему нужно подумать. Что-то здесь не так, но он не мог догадаться, что именно. Если бы это шипящее чудовище убралось отсюда, он, возможно, сумел бы собраться с мыслями.

– Никто, – наконец пробормотал Джеймс.

– Никто? Что ты имеешь, в виду? Вот тупица!

– Никто. Это вымышленное имя. Когда не хочешь, чтобы тебя наказали, вали все на Мортимера.

– Значит, вымышленное? И кто же за ним скрывается? Ты?

Ну это еще вопрос. Мортимером по очереди были то он, то Агата. В конце концов даже слуги время от времени стали использовать Мортимера как козла отпущения. Отец – математик, с головой погрузившийся в свое горе и свою науку, – попался на эту удочку и даже не подозревал, что такого человека не существует. Он чисто напоминал своим детям, чтобы они не водили компанию с кем попало и держались подальше от этого ужасного мальчишки Эпплкуиста, и, разумеется, Джеймс и Агата каждый раз торжественно обещали больше не дружить с ним. Агата. Он должен был вспомнить что-то связанное с ней. Он вспомнил бы, если бы только эта проклятая змея оставила его в покое…

Джеймс повернулся спиной к змее. Голос продолжал говорить, но стал менее отчетливым, и Джеймс вновь погрузился в бессознательное состояние.

После того как он чудом выпутался из рискованного положения у Уинчеллов, Саймон рано утром бодро сбежал вниз по лестнице. Всю ночь он ходил из угла в угол, обдумывая ситуацию, и теперь ожидал увидеть Агату за столом, читающую газету над тарелкой с яичницей.

Однако оказалось, что она уже одета и стоит в холле, просматривая почту, коей было огромное количество. Очевидно, чета Эпплкуистов произвела вчера на приеме у Уинчеллов хорошее впечатление.

На подносе лежала внушительная стопка визитных карточек, и Саймон подумал, что у большинства женщин при виде их голова бы закружилась от радости, но не у Агаты: казалось, она даже внимания на это не обратила. Надо отдать ей должное – она совсем не стремилась занять в обществе более видное положение; но было ли это вызвано ее высокими моральными принципами или всего лишь говорило о ее профессионализме?

В настоящий момент она погрузилась в чтение письма на нескольких страницах, написанного на обычной писчей бумаге, и Саймону очень хотелось узнать, чем вызвано появление глубокой морщинки между ее соболиными бровями.

Возможно, в письме содержался какой-нибудь намек на местонахождение ее любовника, а возможно, что-нибудь такое, что дало бы ему в руки оружие, способное заставить ее рассказать многое о деятельности Джеймса Каннингтона за последние шесть месяцев.

Оторвавшись от письма, Агата взглянула на него.

– Доброе утро. У Пирсона уже готов для вас завтрак. – Она смущенно взглянула на письмо. – Извините, но я должна ответить на это послание… – С этими словами Агата повернулась и, войдя в маленькую гостиную, закрыла за собой дверь.

Неужели она собиралась писать ответ, даже не сняв шляпку и не расстегнув короткую накидку? Видимо, дело оказалось очень срочным. Может, ему удастся получить какой-нибудь намек, когда она выйдет? Но еще лучше, если бы она забыла взять с собой письмо.

Саймон подошел к стоявшему в холле столику и стал внимательно рассматривать лежавшие там приглашения.

От Этериджа, разумеется, ничего. Если бы в жизни все было так просто! И все же на Саймона произвел впечатление широкий диапазон лиц, желавших видеть Эпплкуистов в числе своих гостей; начиная от супруги полковника до графини и членов парламента.

Впрочем, ничего удивительного: на балу Агата поистине превзошла самое себя. Вспомнив о том, как она работала, Саймон не мог не восхититься ее мастерством. Он видел, как она танцевала чуть не с каждым джентльменом в военной форме, и джентльмены утрачивали всякую осмотрительность, попав под воздействие ее чар.

Вдвоем они действовали, словно хорошо смазанный механизм, и Саймон вспомнил, что когда-то, как только часы пробьют полночь, ему в паре с Джекемом тоже не было преград.

Конечно, Мортимер-Саймон тоже неплохо сделал свою часть работы, прежде чем удалиться в задние коридоры дома. Он очаровывал леди и вел себя несколько безнравственно, как и положено избалованному вниманием джентльмену, то есть отлично вписался в этот образ.