Мари-Бернадетт Дюпюи - Волчья мельница

По щекам Клер потекли слезы. Бертий прильнула к ней.

– Объясни, пожалуйста! Я ничего не пойму.

– Мне так его жалко!

– И это все? – изумилась Бертий. – Помогай этому парню сколько угодно, но только, пожалуйста, не влюбляйся!

Немного помолчав, Бертий погладила Клер по щеке и продолжала:

– Если ты полюбишь такого, как он, у вас не будет будущего. Жандармы наверняка его разыскивают. Он никогда не сможет жить спокойно. Будь твой Жан работником мельницы, или пастухом, или поденщиком, – все как-нибудь устроилось бы. Родители желают тебе счастья, и им пришлось бы уступить. Но каторжник!..

Клер приподнялась на локте. От слов кузины у нее мурашки побежали по спине.

– Ты слишком все усложняешь, Бертий! Я сочувствую Жану, и это нормально. У него нет семьи, и ему, без сомнения, приходилось терпеть голод и холод. А ты сразу вообразила, что я готова в него влюбиться! Он немного наберется сил и уйдет. Я не влюблена в него, я же совсем его не знаю!

Голос девушки, тихий и звенящий, говорил о совершенно другом. Она заявила, что хочет спать. Бертий шепнула напоследок:

– Видела бы ты свое лицо, когда вошла! Ты была сама не своя – так об этом пишут в романах. Ты вся «преобразилась», моя Клеретт!

Клер не ответила. Закрыв глаза и подложив руку под щеку, она заново переживала упоительные моменты, когда Жан целовал ее пальцы, обожженные горячим воском. И этот его взгляд – пылкий, жадный! Казалось, он вот-вот на нее набросится. Однако Жан сумел взять себя в руки. И она уже по нему скучала. Если б можно было проспать целые сутки, а потом сразу побежать в дом Базиля! У Клер разыгралась фантазия. Она представила себя в объятиях юноши, и как она запрокидывает голову, а он целует ее в шею и губы… Тело ответило приливом приятного тепла, и Клер затрепетала.

«Выходит, Бертий права! Я влюбилась!»

Сердце девушки переполняла радость. Уже много месяцев она всем своим существом ждала чего-то подобного. Думала, что любит Фредерика Жиро, но то была всего лишь приманка, которую уготовила ей мать, чтобы подтолкнуть к выгодному браку. Никогда она не испытывала к наследнику богатейшего поместья в регионе искренних чувств, как и такого ликования, которое охватывало ее, когда Жан рядом.

Клер вздохнула при мысли, что Бертий куда рассудительнее, чем она. Любовь, которая вот-вот поселится в сердце, – ее нужно прогнать, побороть. У Жана на запястье вытатуирован номер, и, невиновный или преступник, после нескольких лет каторги он навсегда останется парией. Но эти несколько дней, которые можно украсть у судьбы… Клер решила, что этого хватит. Каждое мгновение будет праздником, она дала себе слово.

Клер не шла – летела. Чуть раскинув руки, подняв лицо к звездам, она бежала по влажной траве с почти болезненной надеждой в сердце. Пес с волчьими глазами не отставал. Девушка упивалась своим счастьем: она свободна, ночь принадлежит ей, и каждая частичка ее юного тела трепещет от неведомого прежде восторга.

«Испытывает ли Жан то же, что и я?» – спрашивала она себя.

Едва проснувшись, она пообещала себе, что вечером, как только родители лягут, пойдет к Жану. Часы тянулись бесконечно, несмотря на повседневные хлопоты и приятное общество кузины. Единственное удовольствие – испекла огромный савойский бисквит (еще один рецепт, который она освоила в совершенстве), и только для того, чтобы отнести кусок Жану. С Этьенеттой они сходили в птичник. Яиц в это время года было много, на выпечку хватало. Птичник у матери был богатый: гуси, утки, куры и даже белый павлин – подарок Колена дочке на четырнадцатый день рождения. Домашняя птица в итоге попадала на семейный стол. Ее запекали, тушили в рагу, пускали на запеченные в тесте паштеты.

Зимой Ортанс Руа обязательно запасалась гусиным пухом, к превеликому огорчению дочки. Непростое дело – удерживая между колен живого гуся, выдергивать у него из грудки и брюшка тоненькие перышки, которые после пойдут им всем на перины и подушки. Если приходила помочь соседка, она получала свою долю пера. У Клер потом все руки были исщипанные, потому что гуси вырывались и пускали в ход свои клювы. С забитых гусей Ортанс тоже снимала пух и перья, предварительно обварив тушки в кипятке. Потом перья вырывали и сушили в полотняных мешочках, подвешенных в сушильне рядом с листами бумаги.

Приземистое жилище Базиля темной массой высилось на берегу реки. Клер побежала к двери, бросив на землю садок, который прихватила из дома осторожности ради. Если, на ее несчастье, родители заметят, что ее нет, можно будет сказать, что тайком пошла за улитками. Для них это будет всего лишь легкое ослушание.

«Знали бы они, что я встречаюсь с парнем, к тому же изгоем, сбежавшим из колонии Ла-Куронн!»

Удерживая Соважона за ошейник, она вошла в сарай. Там было очень темно.

– Жан! Жан! – тихо позвала девушка.

Нет ответа… Клер вспомнила, что сама посоветовала ему переночевать в комнате Базиля, запершись из соображений безопасности.

«Ну конечно! Он побоялся выходить!»

Соважон зарычал, оскалился. Клер всмотрелась в темноту, и ей стало страшно.

– Кто здесь?

Она подбежала к двери, которая вела непосредственно в самую большую комнату в доме. Дверная ручка повернулась без усилий – было не заперто.

– Жан! – позвала она, толкая дверь.

Первое, что увидела Клер, – огонь в камине и стоящий на угольях красный эмалированный трехногий чайник. В потертом кресле кто-то сидел, лицом к очагу. Клер присмотрелась к его обуви, руке на подлокотнике. И еще раз позвала:

– Жан?

Ей ответил глуховатый голос:

– Нет, это не Жан! Что ты вообще тут делаешь, Клер?

Базиль встал с кресла и направился к ней. Выглядел он рассерженным. Девушка от неожиданности словно приросла к месту, но Соважон рычал все громче.

– Прикажи псу замолкнуть! И я жду твоих объяснений.

Клер никак не ожидала, что Базиль окажется дома, и под его проницательным, умным взглядом ей стало неловко.

– Так ты вернулся? – пробормотала она, краснея. – Угомонись, Соважон! Это друг!

Базиль не сводил с девушки глаз. Подошел, пальцем приподнял ей подбородок.

– Клер, кого ты поселила в этом доме? На кровати все перевернуто, подушка вспорота, всюду перья… В сундуке с бельем пусто, несколько досок в полу наполовину вырваны! А мои маринованные сливы? Они стояли на полочке, на чердаке. Три банки пустые, на полу пятна сока… Кто это – Жан? Ну же, говори!

Клер хотелось провалиться сквозь землю. Базиль отступил на шаг, внезапно приняв насмешливый вид.

– Ты нашла себе возлюбленного? И вы устроили тут пирушку? Странно, что не убрали за собой. Это на тебя не похоже!

– Базиль, прости, пожалуйста! – забормотала девушка в панике. – Это не то, что ты думаешь! Я все уберу, обещаю!