Дайна Джеффрис - Дочь торговца шелком

Скворчала еда на плите, аппетитный пар наполнял воздух. Лиза громко подпевала старой французской песне по радио. Николь смотрела в кухонное окно. После прогулки на озере прошло несколько дней, но от Марка вестей не было. Наступал жаркий влажный сезон, солнце скрылось за облаками. Однако от вида буханки хлеба с золотистой корочкой все казалось светлее. Николь ковыряла кожицу вокруг ногтей и наблюдала за Лизой. Кухарка смолкла, чуть раскачиваясь и нарезая ароматный красный перец.

– Ты закрыла глаза? – спросила Николь.

– Думаешь, я могу резать с закрытыми глазами?

– Что ж, иногда в супе плавает что-то странное.

– Дерзкая девчонка! – Лиза кинула в нее полотенцем для посуды.

Николь пригнулась, потом снова вернулась к ногтям.

– Что у нас сегодня на обед?

– Кролик. Я сама его поймала. А почему ты еще не открыла магазин?

Николь пожала плечами:

– Сейчас во дворе красят, а на кухне генеральная уборка. Слишком стойкий запах может отпугнуть клиентов.

В дверь черного хода постучали. Лиза открыла, и Николь увидела мальчишку, который что-то передал кухарке. Та захлопнула дверь.

– Это для тебя. И кто же отправляет эти записки, бабочка моя?

Лиза передала ей конверт и села, скручивая сигарку.

Николь увидела на конверте свое имя и тут же встала, чтобы выйти из кухни.

– Тайное послание, да? – усмехнулась Лиза.

– Верно! – засмеялась Николь.

Выйдя в холл, она разорвала конверт и сперва глянула на подпись. Марк. Николь с радостью прочла о его предложении встретиться в «Ле Варьете» в четыре часа дня. «Это того стоит», – написал он. Она восторженно вскрикнула и побежала наверх, думая только о том, что надеть.

Без десяти четыре Николь расхаживала по тротуару возле «Ле Варьете», старейшего и не слишком дорогостоящего театра Ханоя. Чтобы не опоздать и не промокнуть, она села на трамвай, вместо того чтобы идти пешком, но дождь уже закончился, и небо прояснилось. Театр стоял на перекрестке, и от внушительных парадных дверей Николь открывалось каждое направление, откуда мог появиться Марк.

Внутри она не бывала, хотя папа иногда брал их с Сильвией во французский музыкальный клуб «Сосьете филармоник». К разочарованию отца, Николь не слишком прониклась той музыкой. После этого он взял ее на выступление гастролирующего французского театра, который ставил Мольера в Муниципальном театре, известном среди вьетнамцев как Западный. Это было красивое здание с арками и куполами, но этот визит не повторился, только разжег в ней любопытство. Больше всего Николь обожала ходить одна в прекрасный «Синема палас» с арочным входом, который стоял на вьетнамской улочке Чанг Тьен. Из последних фильмов ей понравились «Красные башмачки» и «Три мушкетера».

Папа любил слушать, как играет французский военный оркестр на площади рядом с озером. К счастью, сегодня его там не оказалось, и Николь, ожидая Марка, разглядывала цветочниц из деревни. Они ежедневно привозили товар, который грузили в огромные сумки, навьюченные на тощего ослика. Девушки по обычаю сидели вдоль дороги вокруг озера, окруженные пташками. Цветочный аромат одурманивал, и когда Николь сделала несколько шагов назад, то врезалась в парнишку на велосипеде, груженном десятками корзин для приготовления пельменей на пару. Он предложил ей купить товар, но она посмеялась и сказала, что она француженка, на что он назвал ее métisse и сплюнул на землю. Николь огорчилась, но решила не портить себе день.

Вскоре Марк окликнул ее. Николь обернулась. Как же уверенно он держится, подумала она. Марк шел пружинистым шагом, свободно размахивая руками.

– Ты вовремя, как я погляжу. – Он широко ей улыбнулся.

– Я пришла рано.

– Выглядишь чудесно. – Он прикоснулся к ее волосам, убрав пару прядей от лица. – Мне нравится, когда у тебя распущены волосы.

Николь радостно улыбнулась. Перепробовав несколько вариантов, она решила надеть красное облегающее платье чуть ниже колен с широкополой плоской соломенной шляпой кремового цвета, которую теперь держала в руке. Она казалась себе изящной и знала, что в этом наряде выглядит взрослее.

Марк протянул руку, и Николь вновь испытала неземное счастье от такой близости.

– Идем?

Внутри театра глаза ее не сразу привыкли к темноте. Наконец она взглянула на старомодный музыкальный зал с красными бархатными сиденьями и масляными лампами на стенах, хотя, присмотревшись, поняла, что на самом деле они электрические. Тяжелый запах краски, пота и парфюма наполнил ее новым предвкушением.

Кровь побежала по венам быстрее, когда они прошли по центральному ряду. Мужчина, сидевший впереди, обернулся и позвал их:

– Идите скорее сюда. Вы принесли ноты?

Из-за кулис донесся стук. Уборщицы подметали и натирали полы, а в большом зале стоял шум. Николь замешкалась.

– Вы это мне?

– Нет, проститутке курата! Конечно же вам. Надеюсь, ваш голос работает лучше, чем голова.

Марк с иронией посмотрел на нее и наконец вмешался:

– Джерри, это Николь. Девушка, о которой я вам говорил. Боюсь, я держал ее в неведении, но она рассказывала мне, что умеет петь. Она уже опоздала на прослушивание?

– Прослушивание! – ахнула Николь, с недоверием глядя на него.

– Марк, твоим друзьям я всегда рад. Идем, дорогая, скажи, какую песню ты знаешь.

– Давай же, – проговорил Марк, не спуская с нее ярко-голубых глаз. – Будет хуже, если ты замрешь на месте.

– Или умру! – сказала она и выдернула руку.

А что, если она провалится? И над ней станут смеяться?

– Николь, это твой шанс, – прошептал Марк. – Не стоит его упускать. На сцену Ханоя вновь хотят вернуть музыкальный театр.

Звуки внешнего мира то появлялись, то исчезали. У Николь вспотели ладони. Она попыталась успокоиться, передала Марку шляпу и преодолела три ступеньки, поднимаясь на сцену. Как только она запела «I’ll Be With You in Apple Blossom Time» [8] «Я буду с тобой, когда яблони зацветут» (англ.). без аккомпанемента, шум театра смолк вместе с отдаленным гулом города. Яркие прожекторы, кресла, работники – все слилось в размытое пятно. Голос Николь поднимался все выше и выше, пока она сама не превратилась в пушинку, сбросив с себя груз младшей сестры, окруженной излишней опекой, и открыв новую грань личности. Она испытала невероятный подъем духа, купаясь в силе своего таланта, словно оказалась на своем месте. Николь замолчала, но внутри бурлили мощнейшие эмоции, грозившие вырваться наружу.

Джерри зааплодировал, Марк подхватил, как, впрочем, и плотники, которые болтали до этого за кулисами. Николь поклонилась.

– Пока в этом нет нужды, – улыбнулся Джерри.

– Так у нее будет роль? – спросил Марк.

– Уверен, что смогу что-нибудь подыскать.