Сара Дюнан - Исповедь куртизанки

Пожалуй, если капитан был высокого рождения, то уже сталкивался с такими, как она. Хотя скорее лишь жил мечтами о них. Но она оказалась достаточно реальной – здесь и сейчас. Взгляды всех его солдат до единого были устремлены на него. Судя по всему, он не отличался такой же кровожадностью, как и они, ведь те, кто отдает приказы, подвергаются меньшей опасности, – однако был достаточно умен, чтобы заслужить их почтение. А в данный момент еще и повиновение. Не исключено, правда, что причиной тому оказался восхитительный аромат жареного поросенка, волнами наплывавший на площадь из открытых дверей. Клянусь, даже с крыши я разглядел, что у них потекли слюнки.

Согласно кивнув, он окинул взглядом свое воинство и улыбнулся.

– Римское гостеприимство! Ну, что я вам говорил? – выкрикнул он, и ответом ему стал громовой рев. – Загоняйте повозку во двор и убирайте мечи в ножны. Сегодня мы будем спать на мягких перинах, а синьорина Бьянчини станет нашей хозяйкой. Давайте покажем ей, как испанские манеры могут уравновесить римское богатство.

Затем он повернулся к ней и протянул руку. И хотя крови на ней было ничуть не меньше, чем у предыдущего вояки, она осторожно вложила в нее свою ладонь и поклонилась.

Что до меня, то мне пришлось вспомнить свое умение жонглировать. После того как наши гости напились и наелись до полного изумления, взамен шаров я взял полдюжины медных тюбиков из-под помады своей госпожи и принялся подбрасывать их в воздух при свечах, но даже их мускусный аромат не мог заглушить вонь отрыжки, исходящей из множества раззявленных глоток. Пьяные мужланы могут стать злейшими врагами карлика, поскольку любопытство у них легко переходит в насилие, но эти уже пресытились кровью, на время, во всяком случае, и желали только одного – развлечений. Они встретили одобрительными выкриками и аплодисментами мои проделки, оглушительно хохотали, когда я корчил рожи или, соорудив из салфетки папскую тиару и водрузив ее на голову, с важным видом шагал по комнате, благословляя всех, кто приближался ко мне, дабы прикоснуться к моему облачению. Все они были чересчур пьяны и тупы, чтобы сообразить, что им чего-то не хватает. Вот почему Адриане удалось сохранить свою девственность, повару – свои кухонные ножи, а нашей госпоже – свое жемчужное ожерелье и бокалы муранского стекла. По крайней мере, в этот вечер.

Хотя надобно заметить, что в живых остались не все. Еще до наступления ночи к нашим гостям вернулась жажда крови, и двое мужчин закололи друг друга прямо за обеденным столом. Наш дом видел кардиналов и дипломатов, которые проигрывали за столом такие суммы, что их хватило бы на содержание небольшого городка, в попытке определить, с кем будет делить постель той ночью моя госпожа, но еще никто не умирал от мук задетого самолюбия, решая, кто будет пить из обычного бокала, а кто – из серебряного кубка. Пальцы одного сомкнулись на горле другого, а тот в ответ принялся орудовать ножом. К тому времени как капитан сошел вниз из спальни, полуодетый и с обнаженной саблей в руке, все уже было кончено и оба буяна валялись на полу, с бульканьем истекая кровью, смешивающейся с лужами красного вина. Они были настолько пьяны, что, на мой взгляд, приди к ним сон, а не смерть, наутро оба ничего не вспомнили бы о случившемся. Мы завернули их в старые простыни и сбросили по лестнице в самый прохладный угол погреба. А наверху как ни в чем не бывало продолжалась гулянка.

В конце концов излишества утомили их. Во дворе заснули даже свиньи, разлеглись, похрюкивая, в грязи над нашими спрятанными сокровищами. Впрочем, в доме пахло ничуть не лучше. Повсюду стояла одуряющая вонь мочи и отрыжки, в каждой комнате вповалку лежали тяжело отдувающиеся и храпящие мужчины, одни – завернувшись в одеяло, другие – на соломенных тюфяках, а третьи валялись там, где сразил их сон. Что ж, по крайней мере, теперь они превратились в преданных нам врагов. Двери наши были заперты на засов, выставленные часовые пребывали в полубессознательном состоянии, а рядом с каждым валялась пустая фляга. На кухне повар заснул над раковиной, Адриана и близнецы заперлись в кладовой от греха подальше, дабы не совращать никого своей красотой, а я сидел за столом, обгладывая свиные кости и обучая испанским ругательствам попугая синьорины, которого, хоть он и никогда не узнает об этом, нынче вечером я спас от гибели на вертеле над очагом. Снаружи до меня доносились звуки большого города, похожие на адскую какофонию: далекие выстрелы из ружей перемежались стаккато воплей и криков о помощи.

Уже под утро ужас все-таки подкрался к нам, когда в одном из соседских домов начал кричать какой-то мужчина; крик его, полный боли, тянулся и тянулся на одной ноте, затем раздались стоны и дикие вопли, за которыми вновь последовали прерывистые крики, как если бы кто-то отрубал ему руки и ноги одну за другой. Тем, кто содержит дома, есть что терять и помимо своей шкуры. Где богатый купец прячет свои монеты или его супруга – свои ювелирные украшения? Сколько порезов вы в состоянии вынести, прежде чем сломаетесь и расскажете, где нужно искать? Какой смысл в перстнях с драгоценными камнями, если у вас не осталось пальцев, чтобы надеть их?

В следующий миг в боковую дверь забарабанили.

– Бучино? Адриана? Откройте. Ради всего святого… – прозвучал хриплый надломленный голос, за которым последовал столь же хриплый кашель.

Один из часовых недовольно всхрапнул, но так и не проснулся. Я отворил дверь, и Асканио буквально упал мне на руки. Грудь его бурно вздымалась, а лицо покрывали крупные капли пота. Я усадил его на лавку, после чего поднес ему разбавленного водой вина. Он сделал несколько жадных глотков, расплескивая его из кубка, – так сильно у него тряслись руки.

– Бог ты мой, Бучино, – промолвил он, окидывая взглядом разгром, царящий на кухне. – Что здесь произошло?

– Нас оккупировали, – беззаботно отозвался я, пресекая дальнейшие расспросы оставшимся куском мяса. – А мы в ответ развлекали неприятеля.

– Фьяметта?

– Наверху с капитаном испанской гвардии. Она воспользовалась своим обаянием, чтобы купить его защиту.

Асканио рассмеялся, но смех застрял у него в груди, и он закашлялся, потеряв возможность говорить.

– Ты думаешь, когда за ней придет смерть, она сначала предложит ей перепихнуться?

Подобно всем мужчинам Рима, Асканио вожделел мою госпожу. Он был помощником крупнейшего в городе печатника-гравера Маркантонио Раймонди, обладавшего достаточным статусом, чтобы иногда посещать званые вечера синьорины. Подобно своему хозяину, Асканио знал, как устроен мир. Сколько вечеров мы с ним провели вместе, пока сильные мира сего отправлялись в постель с прекраснейшими, а мы допивали оставшееся после них вино, чуть ли не до утра обсуждая политику и скандалы? И пусть сейчас Рим понес заслуженную кару за свою суетность и упадничество, он всегда был лакомым кусочком для тех, у кого достало мозгов и смелости стать в нем своим. Увы, эти времена остались в прошлом…