Екатерина Липс - Роковое увлечение

– Без труда? Привычной? О чем ты? Ты что, забыла, что я лишилась работы и живу с мужчиной, который не является моим мужем? Здесь для меня нет пристойного будущего… А там, у него? Даже не знаю, возможно ли оно вообще?

– Может, он женится на тебе? Или ты найдешь себе другого… Вон сколько их приезжает сюда отдохнуть. Главное, чтобы они обеспечивали тебе безбедное существование…

– Ты что, и вправду так думаешь? – искренне изумилась Моник. Она чувствовала себя глубоко оскорбленной; кузина задела ее чувства к Мишелю, в глубине которых девушка с недавних пор перестала сомневаться. Немного помолчав, она добавила: – Какого ты обо мне мнения? И зачем вообще захотела со мной встретиться?

Не дождавшись ответа от оторопевшей Франсуаз, Моник резко встала и побежала прочь. Но у нее подкашивались ноги, и она свернула с дорожки в кусты. Вскоре послышались шаги Франсуаз. Моник затихла, ожидая, когда они удалятся. Конечно же, она поняла, что кузину подослала тетушка, решившая обогатиться за ее счет. Это был холодный расчет, желание получить необходимые материальные блага за счет нелюбимой племянницы, которую она толкала на новые выгодные связи.

Моник тряхнула головой, гордо подняла подбородок и вышла на дорожку. Ну что ж, если это действительно так, ей не остается ничего иного, кроме как уехать с Мишелем в Париж, подальше от этих ужасных людишек, именующих себя заботливыми родственниками, каковыми они, в сущности, никогда не были. Девушка трезво оценивала ситуацию, понимала, что попала в крайне сомнительную историю, но ее характер не позволял ей впадать в отчаяние раньше времени. Да, положение ее шатко, статус не определен – то ли она невеста герцога, то ли его очередное несерьезное увлечение, сиюминутная слабость. Лишь по прошествии некоторого времени можно будет разобраться в этой щепетильной ситуации. Что ж, оставалось только ждать. А пока вопрос не решен, стоило приложить силы для того, чтобы все разрешилось наилучшим образом.

К вечернему посещению оперного театра Моник готовилась весьма усердно. То, как терпеливо она укладывала волосы, отказавшись от помощи прислуги, то, как сумела побороть свое волнение, было достойно похвалы. Ведь ни много ни мало, после потрясения, пережитого при встрече с кузиной, ее ждал первый выход в свет. Конечно же, Мишель оценил силу духа своей новой пассии и со своей стороны постарался внушить Моник уверенность перед важным для нее событием.

Оперный театр был восхитителен. Высокие своды фойе вызывали у посетителей особое ощущение – осознание, как мал человек и как велико искусство. Массивные люстры прекрасно освещали помещение, комнатные цветы оживляли интерьер. Все вокруг блестело, сияло роскошью и богатством. Опрятно одетые лакеи открывали двери перед гостями. Посетителей было много: дамы в дорогих вечерних туалетах, мужчины – настоящие джентльмены в черных, идеально сидящих смокингах. Все были элегантны и неторопливы.

Мишель в сопровождении прекрасной незнакомки появился перед самым началом спектакля и вызвал оживленное обсуждение среди знакомых. Моник держалась уверенно, с достоинством, хотя у нее в груди и кипели страсти, и девушка до сих пор чувствовала горечь от беседы с Франсуаз. Однако никто из присутствующих не заметил ее внутреннего напряжения. Моник улыбалась, но говорила мало, боясь сказать что-то не то. Но именно такое поведение делало ее образ еще более загадочным и очаровательным. Мужчины разглядывали ее с интересом, не скрывая восхищения, женщины перешептывались. Мишель был доволен тем, что все, кто не знал его спутницу, принимали ее за даму высшего света.

Опера произвела на Моник огромное впечатление, затронув самые глубокие, а значит, и самые тонкие чувства, встревожив и поразив юную душу. Девушке так много хотелось сказать Мишелю, стольким с ним поделиться, но она очень искусно сдерживала свои порывы, так что со стороны казалось, будто она в опере не первый раз и все здесь для нее давно привычно. Даже герцог удивленно поднял бровь и шепнул своей спутнице на ухо во время аплодисментов:

– Я поражен твоим самообладанием!

Моник в ответ загадочно и кокетливо наклонила голову набок. Мишель действительно был поражен, ведь он ожидал, что она допустит какую-нибудь оплошность и ему придется спасать положение. Но все же в глубине души герцог был уверен в этой необычной девушке. Больше всего Моник боялась, что ее выдаст Ален, но тот не сделал этого. Девушке даже показалось, что ему немного скучно и он хочет поскорей покинуть театр и удалиться по каким-то своим, быть может, даже любовным делам. Когда Ален наконец исчез, у Моник стало спокойней на душе. Мишель в свою очередь решил не испытывать судьбу и также поспешил удалиться вместе со своей спутницей.

Всю дорогу домой девушка делилась с ним впечатлениями, не в силах более сдерживаться.

– О, это было невероятно, восхитительно! Я еще никогда не видела и не слышала ничего подобного. Какие декорации! Сколько труда и искусства! А костюмы, Мишель, костюмы, они прелестны, созданы со вкусом и шиком. Какая зрелищная постановка… Но голоса, голоса поразили меня больше всего! Слушая партии, я замирала, мне казалось, будто я в сказке, нет, скорее в каком-то чудесном сне. Мне понравились все актеры, они как на подбор очень талантливы и профессиональны. Я бы очень хотела еще раз побывать в опере…

Моник не могла остановиться, ей нужно было выплеснуть переполнявшие ее эмоции. Как бы хорошо она ни справлялась с собой на публике, теперь ей было уже не под силу скрывать за маской холодной сдержанности чувства, кипевшие в ее горячей молодой груди. Мишель снисходительно улыбался одними лишь глазами; он наблюдал за этой самобытной девушкой с каким-то доселе неизвестным ему восхищением. Буйная волна ее эмоций не раздражала, не пугала, не отталкивала его, напротив, он любовался Моник. Любовался и восхищался тем, как тонко ее душа воспринимает искусство, как искренне эта девушка делится с ним своими глубокими, сильными переживаниями. Как редко доводилось герцогу встречаться с такой искренностью, такой силой духа, характера, с чистотой и естественностью. Его прежние пассии походили друг на друга поведением и проявлением чувств, как в обществе, так и наедине. Мишелю казалось, что эти женщины постоянно носили маску, словно у них вовсе не было сердца и души, способных искренне чувствовать и страстно любить. Герцог вдруг отчетливо осознал, что получает огромное удовольствие, любуясь переполненной эмоциями Моник, и его сердце забилось быстрее; он почувствовал себя счастливым, чего не случалось с самого начала войны.

– О, я, наверное, утомила тебя своей болтовней? – осеклась девушка, не поняв перемены, отразившейся на его лице.