Ольга Вяземская - Институтка. Любовь благородной девицы

Зима, пусть и по календарю, вступила в свои права. Конечно, о лекциях на свежем воздухе уже никто и помыслить не мог – вполне достаточно было открытых форточек, чтобы желание высунуть нос за пределы казенного уюта пропадало напрочь. Задули холодные ветра, зашумело море безрадостно-долгими зимними штормами. Приближались рождественские экзамены.

О, вы не слышали о таком? И это верно – рождественские экзамены были едва ли не самой большой тайной института. В конце года, перед вручением шифров, проходили совсем иные экзамены. Настоящие спектакли, говоря по чести. Девушки, избранные преподавателями, заранее заучивали большие куски из трагедий Шекспира или мироописания господина Аристотеля, представляли заранее написанные картины и сшитые «буквально за ночь» чудесные платья или капоры, пели и танцевали. То были, повторимся, чистой воды спектакли. Поставленные ради высоких особ, иногда даже самого генерал-губернатора, благосклонно дремлющего в уютном кресле, попечителей, а также членов Комитета по вспомоществованию институту, представленного, кто бы сомневался, матушками и тетушками институток, восторженно внимавших каждому слову любимых чад. Эти спектакли, что было известно всем, ничего по сути уже не решали и лишь указывали высочайшим особам, кому они вечером на праздничном балу будут вручать именные шифры и почетные дипломы.

А вот настоящие экзамены, испытания весьма серьезные, начинались за две недели до Рождества и заканчивались днем прямо перед сочельником. Вот здесь-то и в самом деле проверялись знания и можно было подарить себе надежду на лучшее будущее, показать, что выпускница достойна золотого императорского шифра, то есть способна сделать карьеру даже при дворе. Но если у выпускницы не хватало ума, то можно было легко лишиться даже призрачной возможности на просто похвальный лист, который давал право преподавания либо в частных учебных заведениях, либо в качестве домашней учительницы, ведь, имея на руках похвальный лист, нельзя было стать преподавательницей ни в каком казенном учебном заведении. (Скажем по чести, те, кто мечтал о карьере, начинали прилежно учиться задолго до рождественских, или, как их еще иногда называли, инспекторских экзаменов в выпускном классе. Эти воспитанницы приходили в последнее институтское Рождество уже совершенно уверенные в своем завтрашнем дне.)

И вновь следует сделать отступление, теперь уже иное: нужно рассказать о том, как был устроен институт, сколько лет институтки проводили в его стенах и когда класс становился выпускным.

Поначалу девушки в институте учились дюжину лет – с шестилетнего возраста до восемнадцатилетия. Затем срок обучения был сокращен до девяти лет, и в институт стали принимать с девяти или десяти лет. К моменту же нашего рассказа произошло еще одно изменение: полный курс образования длился всего шесть лет. Правила предусматривали немецкую систему воспитания, основанную на строжайшем контроле и надзоре за воспитанницами. Обучение в каждом классе длилось три года, и они, классы, назывались, соответственно, «большой» и «маленький». В свою очередь, эти классы делились на три отделения: четвертое, пятое и шестое отделения маленького класса и первое, второе, третье отделения класса большого. Кроме этих шести, было еще седьмое, приготовительное отделение: сюда поступали совсем маленькие девочки. В целом порядки в различных институтах Российской империи несколько отличались, хотя и незначительно – и в этом был свой смысл. Ведь отца любой из институток могли перевести на другое место службы, и тогда семья, безусловно, отправлялась следом за ним, а девушка, сменившая один институт благородных девиц на другой, не должна была долгое время привыкать к новым порядкам.

Выпуски происходили каждые три года. Большой класс оставлял институт, а маленький переходил в большой раз и навсегда заведенным порядком: четвертое отделение маленького класса переходило в первое отделение, пятое – во второе; шестое – в третье отделение большого.

Переводов из одного отделения в другое суровые институтские порядки не предусматривали: кто куда попадал при поступлении в институт, так и оставался там до окончания. Четвертое отделение считалось лучшим отделением маленького класса, а первое – большого. Конечно, класс выпускной называли по-разному, и первое, второе и третье отделения покидали институт одновременно.

В первом отделении, а соответственно, и в четвертом, подготовлявшем к нему, учебная программа была весьма обширна. Да и награды, выдаваемые при выпуске – шифры и медали, – тоже сосредоточивались в первом отделении, остальные же два их не получали. Скажем больше: слава, честь и уважение всего институтского мира выпадали на долю одного только первого отделения. Если это вспомнить, то становится ясно, почему так важно было при поступлении попасть именно в четвертое отделение, из которого переводили в первое. Если, конечно, у воспитанницы и ее родни были определенные планы на будущее. Если же важно было просто окончить институт, то радовались и простому поступлению, что вполне понятно.

Но, как известно, в любом правиле возможны исключения. Были они и в институте: ученицы пятого и шестого отделений могли попасть в первое отделение. При переходе из маленького класса в большой первые три ученицы (первые, легко догадаться, по поведению, прилежанию и успеваемости) из этих двух отделений переводились в первое отделение, а следующие три (учившиеся вполне недурно, но более ленивые или, напротив, более непоседливые и тем испортившие свое идеальное реноме) – из шестого отделения во второе, то есть девушки слегка повышались в ранге, а это, вполне понятно, давало им шансы и на шифры, и на награды, и на мечты о карьере, а не только на брак с весьма богатым или весьма именитым человеком. Однако в институте ходила и другая поговорка: «Первое отделение не резиновое». И это значило, что плохие и ленивые ученицы четвертого отделения легко могли оказаться во втором и в третьем, а лентяйки и неучи пятого отделения становились ученицами третьего, то есть понижались в ранге. И это уже было окончательно – третье отделение никогда и ни при каких условиях даже в выпускных экзаменах не участвовало. Однако окончить институт, пусть даже без грамоты или шифра, было весьма и весьма почетно.

Тем не менее на Рождество обязательно экзаменовались все ученицы всех отделений, и уж тут исключением, освобождением от проверки, могла быть только затяжная болезнь, которая укладывала девочку в лазарет на месяцы, а не на дни. Девушки прекрасно это знали. И если в младших классах экзамен рассматривался скорее как репетиция, то в старших, особенно в выпускном, это была, вне всякого сомнения, премьера. И отыграть свое единственное выступление следовало безукоризненно.