Стелла Камерон - Жди меня

Минерва стояла на табурете, вдыхая свежий воздух из окна, открытого Греем. При этом она продолжала держать под прицелом мужчин, распростершихся на полу. Пошевелившись, Кэдзоу попытался отползти подальше от пиратов.

– Долго нам еще ждать? – спросила Минерва у Грея. От усталости у нее подкашивались ноги, ей хотелось только одного: свернуться клубком и заснуть рядом с любимым.

– Думаю, недолго, – ответил Грей, выглядывая на улицу. – Мне не хочется поднимать шум: подкрепление может появиться с минуты на минуту.

По приказу Грея Арбакл и Макспорран проворно связали Клака и Минера. Поглядывая на пиратов, Минерва вздрагивала.

– Никогда бы не подумала, что увижу живого пирата, тем более двух, да еще связанных! Может, связать и Кэдзоу?

– Нет, – отрезал Грей. – Остальных связывать незачем. Они никуда не денутся… А, вот и он!

Минерва услышала стук колес подъехавшего экипажа и грохот шагов на лестнице.

– Что здесь происходит? – спросил Макс Россмара, входя в комнату под руку с Друсиллой Макспорран. – Я встретил миссис Макспорран внизу. Она была в таком состоянии, что я решил проводить ее в дом.

– Наконец-то! – воскликнул Грей, протягивая Максу пистолет.

Макс покачал головой и вытащил свой.

– Одни пистолеты! – вздохнула Минерва, разглядывая оружие, которое она держала в руке.

– Мерзость, – поморщилась Друсилла. – А вы, Макспорран, – негодяй! Кучер требует уплаты, твердит, что больше не станет ждать ни минуты. Хорошо еще, что Дженет осталась дома, иначе с ней приключилась бы истерика. Вы получили то, за чем пришли, Макспорран?

– Тише, дорогая! – стал успокаивать ее муж. – Потом поговорим.

– Нет, сейчас, – заупрямилась Друсилла. – Я вас долго щадила, но теперь довольно. Арбакл, если вы не хотите разоблачения, возьмите деньги у своего будущего зятя, и покончим с этим делом.

Портос застонал.

– Отлично, – громко продолжила Друсилла. – Мистер Фэлконер, вы должны дать своему будущему зятю денег. Он отдаст их нам, чтобы мы выкупили в Эдинбурге и Лондоне всю мебель из поместья, которую продали Арбаклу, – следует добавить, за жалкие гроши.

– Вы сами предложили мне эту мебель, – возразил Арбакл. – Мы с будущим зятем ничего вам не должны.

– А вы уже сказали своему будущему зятю, что сговорились с Эльдорой Мейквелл убить его, чтобы она осталась полноправной владелицей поместья? – осведомилась Друсилла. – Судя по всему, вы промолчали. Говорят, эта скверная женщина сбежала, но истина остается истиной. Старуха, которой принадлежал Модлин-Мэнор, умерла. Мы должны вернуть мебель до приезда нового владельца. Ходят слухи, он пренеприятный человек. Нас предупредили, что это педантичный и въедливый скупердяй по фамилии Норт, Девлин Норт.

– Насколько я понимаю, – вступил в разговор Грей, – вам с мистером Макспорраном предстоит неприятное объяснение с мистером Нортом. А нам надо препроводить этих троих в тюрьму, если Макс сделает мне одолжение и позовет полицейских. Что же касается Макспоррана и Арбакла… мы выдвинем против них обвинение, вот только решим, какое именно.

Непривычно молчаливый Макс огляделся и вышел из комнаты.

– Кэдзи! Кэдзи, где ты? Это я!

Переглянувшись, Грей и Минерва хором выпалили:

– Эльдора!

– Отвратительная женщина, – заметила Друсилла, садясь в кресло. – Порочная до мозга костей.

Кэдзоу открыл глаза, поднялся и побрел к окну.

– Кэдзи! – снова позвала Эльдора. – Где ты, Кэдзи!

– Сядь, Кэдзоу, – велел Грей. – Все уже кончено.

– Кончено, – согласился дядюшка и на глазах у изумленной публики вскочил на подоконник и выпрыгнул в окно.

В комнате воцарилась тягостная тишина. Наконец Друсилла Макспорран изрекла:

– Туда ему и дорога. У этого человека не было ни чести, ни совести.

Любовь и потери… Каким печальным и в то же время радостным оказался день, о котором так давно мечтала Минерва!

В мягком серебристом свете раннего утра, в сочельник, она шагала по улице Бэллифога к церкви Святого Олдхелма.

Вновь начался снегопад. Под окнами деревенских лавок снег плавно оседал на сугробы.

Сегодня в каждой кухне хлопотали матери и жены, готовясь к рождественскому застолью. На расшалившихся детей сыпались лишь добродушные упреки. В воздухе пахло пирогами, яблоками, корицей и мясным фаршем, драгоценным имбирем и гвоздикой, припрятанными к Рождеству, а также подогретым бренди, пудингом и лимонами.

Но в Уиллиноке ничто не напоминало о приближении Рождества. Миссис Хэтч, еще не оправившись от недавнего потрясения, тихо бродила по дому. Фергюс и Айона тоже не спешили выйти из своих комнат, однако они твердо пообещали помочь Минерве: Фергюс – сыграть роль посаженого отца, а Айона – подружки.

Окна постоялого двора были распахнуты. Изнутри доносился голос хозяина, распевающего во всю глотку рождественскую песенку «Остролист и плющ».

Запахнувшись в плащ и надвинув на лоб капюшон, Минерва торопливо шагала по улице. Ей хотелось немного побыть одной, подумать о случившемся и о том, что предстояло.

– «Из всех растений на земле, – летел ей вслед голос хозяина постоялого двора, – досталась слава остролисту…»

Туфли Минерва несла в руках, прижав к груди под плащом. Собираясь в церковь, она надела резиновые сапоги.

Белое рыхлое покрывало обновило надгробия и придало им торжественный вид. На голове серого мраморного ангела на постаменте появился белый колпак, а на крыльях и сложенных руках – снежная глазурь.

Здесь Минерва всегда ощущала умиротворение – отчасти потому, что преподобный Памфри и миссис Памела радостно принимали ее, сопровождали на прогулках, развлекали разговорами, угощали. Дом священника был пристанищем для всех, кто жаждал участия и тепла. Каждый чувствовал себя здесь как дома.

Для супругов Памфри все гости были равны, каждый заслуживал сочувствия и утешения.

Заметив свет в окнах церкви, Минерва разочарованно нахмурилась: она так надеялась прийти сюда первой!

Родители для нее были потеряны – по крайней мере до окончания судебного процесса. А Грей, судя по всему, еще сладко спал у себя дома, в Драмблейде.

Минерва слабо улыбнулась, ощущая, как к глазам подкатывают слезы. Вероятно, чувство, которое она испытывала к Грею, и есть любовь, но ей почему-то не верилось. Если бы все люди любили, как она, в мире не было бы места горю.

Поднявшись на крыльцо, она осторожно приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Кто-то уже успел зажечь свечи у алтаря. Как завороженная, Минерва разглядывала гирлянды остролиста, фестонами свисающие между скамьями. В стоящей на алтаре хрустальной чаше красовался букет кремовых роз и все того же темного остролиста с алыми ягодами, которые казались особенно яркими по сравнению с бархатистой бледностью розовых лепестков.