Паола Маршалл - Секретная миссия

Ничего такого, что могло бы ей помочь, как будто не было. Она уже почти не надеялась найти хоть что-нибудь, когда вытащила последний листок. Кривыми буквами, совсем не похожими на обычный почерк Джереми, на нем было написано: «Дру никогда не должна узнать».

Друсилла замерла, уставившись на листок. Что и почему она не должна узнать? На обратной стороне листка были написаны имя и адрес лорда-наместника графства.

В тетради для записей не оказалось ничего интересного, кроме написанного несколько раз имени Люцифер. Что заставило Джереми писать имя дьявола? По почерку было видно, что он пребывал в глубоком волнении. Друсиллу зазнобило.

Ощущение ледяного холода, которое она испытала возле солнечных часов в Маршемском аббатстве, вернулось снова. Охваченная невыразимым ужасом, она упала на колени, судорожно сжимая в руках тетрадь. Почти бессознательно она отшвырнула ее — и ужас исчез. Но осталось чувство холода, от которого она дрожала всем телом.

Все смешалось у нее в голове — дьявол, черные свечи, мертвая овца на алтаре, ее странные ощущения возле солнечных часов и те, что она испытала сейчас.

— Что с тобой, Дру? Ты не больна? — участливо спросил вошедший в гостиную Гилс.

— Д-д-да… н-нет, — с трудом проговорила Друсилла. — У меня мигрень, пора брать себя в руки.

К счастью, дворецкий сообщил о прибытии Девениша, так что Гилсу пришлось прервать ненужные расспросы.

— Я иду на конюшню. Вы наверняка захотите побыть вдвоем!

Девениш и Друсилла рассмеялись.

— Ничего не поделаешь, — извиняющимся тоном сказала Друсилла. — У Гилса несколько примитивное понятие о такте.

— Ему прощается, — отозвался Девениш.

Всего недели две назад он бы так и сидел, глядя на нас, довольный, что участвует в разговоре. Ему и в голову не пришло бы, что мы, может быть, хотим остаться вдвоем. Вот так незаметно человек взрослеет.

— Иногда я задумываюсь, повзрослею ли я сама когда-нибудь, — проговорила Друсилла с меланхолическим видом.

Девениш посерьезнел.

— В чем дело? — строго спросил он. — Неужели самый здравомыслящий человек из всех, кого я знаю, сомневается в себе? Но почему?

Может, рассказать ему? Она должна кому-то верить.

Друсилла показала рукой на тетрадь и листок, лежавшие рядом на бюро, и коротко рассказала о том, что с ней было.

— Только не смейтесь надо мной, Хэл, что я вижу призраки и чувствую себя так, словно в середине лета наступил декабрь.

Девениш, покачав головой, взял листок и тетрадь.

— Я и не собирался над вами смеяться, Друсилла, тем более что вы оказали мне честь, назвав по имени. — Внимательно изучив тетрадь и запись на листке, он спросил: — Вы в самом деле не знаете, почему Джереми это написал?

— В самом деле не знаю. Как вы думаете, Хэл, не имеет ли это отношения к его странной смерти? Что могло быть такое, что он знал, а я не должна была знать?

Возможно, Джереми был замешан в чем-то таком, о чем не мог сказать жене, из-за чего снова и снова писал имя дьявола? Это всего лишь предположение, доказательств у Девениша нет.

— Я пока что не знаю ничего определенного, Друсилла. Если узнаю, скажу вам, хотя боюсь, то, что вы услышите, вам не понравится. — Он взял ее руку и поцеловал. — Я пришел сообщить вам, что уезжаю на несколько дней в Лондон по срочному делу, чтобы вы не подумали, будто я вас покинул.

Если даже он и вел игру де Вальмона, то делал это слишком уж искусно, а потому Друсилла решила, что он не играет.

Они оба встали и застыли, не соприкасаясь. Их страстное влечение, не находя выхода, стало как будто еще сильнее, окутав обоих словно облаком.

— Можно я поцелую вас в щечку? — спросил он. — На большее не решусь.

— А я не решусь вам ответить…

— Иначе мы пропали, — закончил он.

После того, как за ним закрылась дверь, Друсилла еще долго стояла, прижав пальцы к щеке, которой коснулись его губы, словно хотела сохранить навсегда ощущение этого поцелуя.

Дорога до Лондона утомила Девениша. Первую ночь в городе он спал плохо, и тяжкий сон вернул его в прошлое, в тот день, когда он, придя домой, получил еще один удар.

Еще на улице он заметил роскошную карету с гербами на дверцах, двумя форейторами сзади и кучером на облучке. Они пристально посмотрели на оборванного мальчишку, который прошмыгнул мимо них в подъезд.

Вбежав в комнату, он увидел, что мать, вместо того чтобы лежатъ в постели, сидит в кресле у потухшего очага. Какой жалкой казалась она рядом с важным стариком, который стоял перед ней, опершись на трость! Хэл Девениш в свои тринадцать лет мало что знал о том, как одеваются богатые господа, но он сразу понял, что облачение, которое было на этом пожилом человеке, доступно не многим.

В комнате находилось еще двое странных незнакомцев: большой и толстый, как выяснилось позже — врач, и высокий и тонкий, одетый так же роскошно, как и старик.

Одного вгляда на величественную внешность старика и его манеру держаться хватило, чтобы понять — главный тут он. Старик вставил в глаз монокль и воззрился на Хэла словно на какое-то вредное насекомое.

— Так этот мальчишка и есть сын Огэстеса?

— Да, — ответила мать. — Это Генри, ваш внук. Мы зовем его Хэл.

— Генри. Впредь только Генри. Запишите, Джарвис, знать не хочу никакого Хэла.

Дед? Этот богатый пожилой господин — его дед? Не может быть.

— Кто вы такой? — требователыю спросил Хэл, бессознательно копируя манеры и интонацию властного старика.

— Я твой дед. Мадам, его что, не учили, как вести себя? Он так груб, да еще говорит на уличном жаргоне.

— Я делала все, что могпа, — неуверенно сказала мать. — После смерти Огэстеса мы остались совсем без денег. И мне пришлось забрать его из школы и учить самой.

— Немногого же вы достигли, мадам. И не смотри на меня так, мальчик. Я этого не потерплю.

— А я не потерплю, что вы говорите так с моей мамой. Вы богатый, так убирайтесь вместе со своим богатством и оставьте нас в покое. Зачем вы явились сюда оскорблять нас?

Мать вскрикнула: «О, Хэл, не говори так!», а старик, повернувшись к худому, размеренно произнес:

— Тащите мальчишку вниз, в карету, Джарвис, а врач пока обследует его мать, решит, перенесет ли она дорогу.

Джарвис схватил Хэла за руку со словами:

— Пошли, парень, делай, как велено. Это к лучшему. Милорд позаботится о вас обоих.

— Я сам буду заботиться о ней, я могу. — Хэл выдернул руку.

Старик, с безразличным видом смотревший в немытое окно, повернулся к худому и медленно проговорил:

— Ты все еще не избавил нас от него, Джарвис? Хочешь, чтобы я избавился от тебя самого?

Хзл бросился к матери, возмущенно крича:

— Я не хочу ехать с ним! Скажи, что я не поеду!

Мать серьезно взглянула на него, в ее глазах, которые напоминали о ее былой красоте, блестели слезы.