Роксана Гедеон - Лилии над озером

Расшнуровав корсет и сбросив с себя платье, я осталась лишь в нижней юбке и лифе. Едва дойдя до кушетки, я рухнула на нее лицом вниз и уснула, как убитая.

Минуло еще два дня, а лихорадка не прекращалась и Александр не приходил в сознание. Жар, правда, не усиливался. Однако каждый день приносил разочарование. Рана в боку разошлась от резкого движения Александра , когда он в бреду попытался подняться. Ее снова зашили, но воспаление не проходило и приносило большие мучения.

Я по-прежнему делала все, что было возможно, почти никого не подпуская к мужу, но он меня уже не многое зависело. Я умывала его, меняла белье, сидела с ним до изнеможения, надеясь, что хоть мое присутствие облегчит его боль. Слезы, срывавшиеся с моих ресниц, капали ему на руку, но он ничего не чувствовал. Я уже теряла надежду…

В среду вечером стук экипажа раздался во дворе Я выглянула и увидела старый сент-элуаский шарабан. Вне себя от радости, я спустилась вниз, и через минуту уже обнимала близняшек, бросившихся мне на шею. Из экипажа выходили Аврора с уснувшим Филиппом на руках.

–– Я не могла не приехать, – сказала она. – Тебе ведь нужна помощь, правда, мама?

–– Да, но…но как же ты отважилась на такую дорогу, одна, с малышами на руках?

Негромкой скороговоркой она сообщила, что дети очень скучали по мне и, узнав, что Аврора собирается в Белые Липы, не отступили, пока не получили заверения, что поедут с ней. Маргариту в очередной раз сломил ревматизм костей – как только пошли осенние дожди, так она и слегла… За ней ухаживает Франсина. Маргарита наказывала передать, что прибудет на помощь сразу же, как только сможет двигать руками и ногами, а пока побудет в Сент-Элуа: не следует, дескать, сваливать на плечи мадам Сюзанны дополнительную ношу в виде еще одного больного человека.

–– В этом она права, – сказала я с горестным вздохом, принимая у Авроры малыша. – Однако я молюсь о том, чтоб не ей довелось сюда ехать, а я смогла вернуться домой!

–– Ах, мама! Теперь уже никто не разберет, в каком из поместий твой истинный дом.

Бросив на меня быстрый вигляд, она добавила:

–– От тебя осталась только тень, пока ты ухаживала за господином герцогом…

Приезд Авроры меня несказанно обрадовал. Я знала, что ей я могу доверять, что могу оставить на нее Александра, когда мне нужно будет отдохнуть. Она не подведет меня. И действительно – с того часа, как она приехала, мне стало намного легче. А дети… Если в каком-то уголке сознания у меня и мелькала мысль о том, что Александр может умереть от ран, приезд маленького Филиппа в этом контексте выглядел правильным: мальчик хоть сможет проститься с отцом.

Но подобные мысли были страшны. Я отгоняла их с негодованим, почти яростно, хоть в состоянии моего мужа и не происходило перемен к лучшему.

В четверг явился, наконец, Поль Алэн. Слуги шептались, что действительно прибыл из Англии. Звеня шпорами, встревоженный, с почерневшим лицом он, словно не замечая меня, прошел к брату. Кулаки его сжимались, мне даже показалось, он глухо застонал. Потом круто повернулся и вышел.

Час спустя я перехватила служанку, которая несла Александру какое-то темное пряное варево в горшке.

–– Что это? – спросила я с подозрением.

–– Это господин виконт передал мне травы и велел их сварить, а после напоить господина герцога.

Я пропустила ее, потому что знала, что Поль Алэн зла брату не хочет, но сама оправилась к нему и, несмотря на то, что виконт не здоровался со мной и не разговаривал, потребовала объяснить, в чем дело.

–– Что это вы приказали дать Александру? – спросила я.

Зло глядя на меня, Поль Алэн отчеканил:

–– Это травы, привезенные нами из Индии. Если бы Александр больше доверял вам, он бы посвятил вас в это.

–– Вы утверждаете, что этот индийский отвар поможет? – снова спросила я, не обращая внимания на его выпад.

–– Без сомнения.

Я ушла, надеясь, что это так. В конце концов, надо было пробовать все средства, которые имелись в нашем распоряжении.

Несмотря на то, что в Белые Липы приехала Аврора, и Поль Алэн тоже взял на себя часть забот, все-таки иногда приходилось на короткое время доверять Александра сиделкам, и их легкомыслие приводило меня в бешенство. Ни одной из них ничего нельзя было поручить с доброй душой, ни одна не проявляла истинного рвения и уж конечно не боролась за жизнь герцога. Даже такие простые приказания, как убрать со стола, принести воды или сбегать за полотенцами приходилось порой повторять дважды. Я выходила из себя, кричала, даже раздавала пощечины. Дни, проведенные в сильнейшем напряжении возле постели Александра, лишили меня самообладания. На то, что происходит за пределами его комнаты, я и вовсе не обращала внимания, не следила за кухней, уборкой, хозяйственными помещениями, была равнодушна к поведению слуг, не интересовалась, какой собран урожай.

Была середина сентября. Осень уже заявляла о себе: начались затяжные дожди, уже не очень-то теплые, все болем частым гостем становился туман, небо все реже было свободно от непроницаемой серой пелены. В зеленом убранстве парка уже мелькали рыжие пятна. Погода стояла холодная, холоднее, чем обычно в Бретани в это время.

В субботу вечером управляющий попросил меня спуститься, чтобы подписать какие-то бумаги. Прежде чем уйти, я несколько раз повторила служанке:

–– Ни в коем случае не оставляйте герцога одного! Ни на минуту, вы слышите?

Она кивала. Я ушла, а когда через четверть часа вернулась, то услышала голоса за дверью. Встревоженная, я влетела в комнату. Служанка, как выяснилось, распахнула балкон и, перегибаясь через балюстраду, беседовала с каким-то ухажером, стоявшим внизу.

–– Закрой балкон! – вскричала я, вне себя от ужаса. – Закрой балкон, негодяйка, разве ты не понимаешь, что он может простудиться!

Я почти за волосы оттащила ее прочь, захлопнула балконную дверь и, поглядев на служанку, сжала кулаки – до того мне хотелось задать ей трепку. Подумать только, она будто не знает, что на улице уже довольно холодно, а здесь лежит раненный с горячкой! Я сдержалась, в бешенстве бросив:

–– Пошла вон, дурная девка! Чтоб я больше тебя не видела!

Разделавшись с ней, я бросилась к Александру. С ним, кажется, все было по-прежнему, он что-то тихо шептал. Я подогрела для него вино, влила по ложечке в рот, потом немного прибралась на столе, приготовила питательный напиток и оставила его, чтоб чуть остыл. Затем подумала, что уже пора бы сменить простыни на постели.

И в тот же миг я почувствовала: что-то неладно. Вернее, что-то не так, как прежде.

Я отступила от стола и оглянулась по сторонам, пытаясь выяснить, что же меня встревожило. И тут поняла: тишина.

Мой взор обратился к Александру. Дрожь пронзила меня. Отбросив с лица волосы, я сделала несколько шагов к кровати. Герцог дышал необычно тихо. Впрочем… кажется, даже дыхание не срывалось с его губ. Никогда прежде он не был так тих и неподвижен. Неужели… неужели он…