Карин Монк - Чужая вина

— Но мы хотим помочь.

— Мы не будем шуметь, — заверила Грейс.

— И путаться под ногами, — добавила Шарлотта.

— Пожалуйста! — хныкала Аннабелл из-под своей импровизированной чадры.

Женевьева вздохнула.

— Я ценю ваше желание помочь. Но в этой комнате слишком много людей, и самой лучшей вашей помощью будет лечь в постель и как следует выспаться. Завтра для вас найдется много других дел.

— Каких? — с энтузиазмом спросил Джейми.

— Об этом я скажу вам утром. Юнис, пожалуйста, отведи детей в их комнаты и посмотри, чтобы они легли.

— Ну-ка идите сюда, голубчики. — Юнис раскрыла объятия и прижала к себе детей своими пухлыми руками, словно стайку птичек. — Если будете слушаться, утром получите по вкусной конфете.

Обрадованные заманчивой перспективой дети сразу же замолчали и выбежали из комнаты.

— Ты тоже можешь идти спать, Джек, — сказала Женевьева, окуная тряпку в теплую воду. — Мы справимся без тебя.

— Вы собираетесь выдать его полиции? — резко спросил Джек.

Дорин посмотрела на человека, распростертого на кровати, и ее старческие глаза испуганно округлились.

— Святые угодники! — ахнула она. — Неужто это убийца, который сбежал из тюрьмы сегодня вечером?

Женевьева выжала тряпку и начала мыть ею лицо Хейдона.

— Если бы не он, Джек был бы сегодня жестоко избит, — спокойно сказала она. — Правда, Джек?

— Я ему не родня и не приятель. — Голос Джека был тихим и яростным. Казалось, мальчик готов броситься на всякого, кто ему возразит. — Однако он, больной и раненый, оттащил от меня этого ублюдка-тюремщика и пригрозил убить его, если тот тронет меня снова. Потом его за это избили.

Женевьева провела тряпкой по щеке Хейдона. Его лицо заросло черной, минимум недельной щетиной, под глазами темнели круги. Но несмотря на это, он казался необычайно красивым мужчиной. «Он осужден за убийство», — напомнила себе Женевьева.

Все-таки удивительно, что убийца бросился защищать беспомощного мальчишку, сам едва держась на ногах.

— Ты знаешь, кто он, парень? — спросил Оливер, озабоченно сдвинув седые брови — Или кого он убил?

Джек покачал головой.

— Я делил с ним камеру несколько дней. Он мало говорил, но, судя по его речи, не из простых. Надзиратель обращался к нему «ваша светлость».

— Это ничего не значит, — фыркнула Дорин, беря тряпку, чтобы помочь Женевьеве мыть Хейдона. — Тюремщики всегда так насмехаются над заключенными. Такая у них забава.

Джек с любопытством посмотрел на нее.

— Откуда вы знаете?

— Потому что я тоже побывала в тюрьме, — просто ответила она.

— Мы все там были, парень, — добавил Оливер, чувствуя удивление Джека. — Конечно, кроме мисс Женевьевы. — Он усмехнулся.

— Но мисс Женевьева знает, что там творится. — Дорин бросила на Женевьеву взгляд, полный обожания, и продолжила энергично оттирать от грязи руку Хейдона.

— Сейчас власти разыскивают его, — задумчиво произнесла Женевьева, осторожно проводя тряпкой по покрытой синяками груди беглеца. — Мы с Джеком последними видели его в камере. Нас, несомненно, захотят допросить, они же не найдут его этой ночью.

— Я не стану с ними разговаривать, — свирепо заявил Джек.

— Боюсь, придется, Джек. — Она вгляделась в лицо Хейдона.

«Я не убийца», — сказал он, глядя ей прямо в глаза и отчаянно стиснув ее руку. В тот момент она ему почти поверила. Женевьева ничего не знала ни о нем самом, ни о преступлении, за которое его осудили. Но она знала, что в свои последние часы на земле он больше беспокоился о судьбе озлобленного вороватого юнца, чем о своей собственной. А когда парню пришлось солоно, вмешался, подставив себя под удар.

— Другой вопрос, что именно мы им скажем, — негромко, но решительно закончила она.

Хейдон чувствовал себя так, словно его поджаривали на медленном огне.

Он метался из стороны в сторону, отчаянно пытаясь погасить пламя или глотнуть холодного воздуха, чтобы ослабить ужасное жжение. При этом он дрожал с головы до ног — его зубы стучали, и время от времени челюсти стискивались так сильно, что казалось, будто кости вот-вот треснут. Каждое движение причиняло невыносимую боль, пронизывающую все тело. Хейдон не мог ни шевелиться, ни лежать неподвижно — и то и другое вызывало нестерпимые мучения. Он пробовал кричать, но из горла вырывались только слабые хриплые звуки. Его душу переполняло лишь одно желание — чтобы этот кошмар поскорее кончился, пусть даже вместе с жизнью. Бог не может быть настолько жестоким, чтобы заставлять его терпеть такие страдания.

Внезапно Хейдону пришло в голову, что он уже мертв и это и есть тот самый ад на который его осудили.

Крик замер в горле.

— Тише, — послышался мягкий женский голос, — Все будет хорошо.

Холодная влажная тряпка скользнула по его лицу, гася языки пламени, остужая мучительный жар. Прохладная жидкость серебристыми ручейками текла по коже, попадая в рот через полуоткрытые пересохшие губы. Послышался плеск воды в тазу, и влажная прохлада вновь медленно заскользила по его изувеченному телу. Огонь, пылающий внутри, начал постепенно угасать, озноб исчезал, дыхание становилось ровным…

Быть может, он все-таки не мертв.

Хейдон погрузился в дремоту, смутно ощущая прикосновения влажной ткани к груди и животу. Прикосновения были такими осторожными, словно ему боялись причинить боль. Тело ощущало благословенную прохладу. Движения чьей-то руки, несущей ему такое облегчение, были легкими, убаюкивающими. Хейдон не мог себе представить, кто счел его достойным подобной заботы. Воздух наполняли звуки музыки, хрупкие и приглушенные, словно не предназначенные для его ушей. Он заставлял себя лежать неподвижно, пытался даже не дышать, чтобы слышать чарующее пение, плывущее в воздухе, обволакивающее его бесплотными объятиями…

Время тянулось медленно. Хейдон проснулся. Воздух был свеж, чуть пахло горящими дровами. Где-то рядом потрескивал огонь. Матрац был мягким, простыни — чистыми. Легкое тиканье часов вносило успокоение, словно напоминая о порядке, разуме и логике. Хейдон глубоко вздохнул, наслаждаясь ощущением покоя. Он не знал, где находится и как попал сюда, но это точно не грязная тюремная камера, где над ним дамокловым мечом нависала смерть.

С усилием Хейдон открыл глаза. В комнате было темно. Только абрикосового цвета отблески огня в камине падали на покрытый ковром пол и скомканный плед на кровати, на белую ночную рубашку и кремовую кожу мисс Макфейл, которая крепко спала в стоящем рядом кресле.

Женевьева свернулась калачиком, поджав под себя ноги и подложив руку под голову в качестве подушки. Шелковые пряди волос золотисто-кораллового оттенка падали на белоснежную ткань рубашки. Рукава были закатаны до локтей. Бросив взгляд на фарфоровый таз и лежащую на столе мокрую тряпку, Хейдон понял, что это Женевьева ухаживала за ним. На лбу девушки четко обозначились морщины, а на нежной коже под бахромой ресниц темнели круги. Усталость погрузила Женевьеву в сон, слишком глубокий, чтобы его могли потревожить прохладный ветерок, проникающий через приоткрытое окно, неудобная поза или пристальный взгляд ее пациента. Хейдон наблюдал, как медленно поднимается и опускается ее округлая грудь, как время от времени между бровями появляется едва заметная морщинка. Что ей снится?