Лаура Паркер - Опьяненные страстью

Оделия окинула Мадлен взглядом неподдельного удивления.

– Вы не похожи на невесту Христову.

Мадлен придвинулась к ней и прошептала:

– Открою вам тайну: я не монахиня, я только училась в монастыре.

Рассмеявшись, Оделия откинулась на спинку сиденья.

– Мне бы не хотелось лишаться вашей дружбы, Мадлен. Вы долго пробудете в Лондоне?

– Да. Я приехала в гости к матери.

Оделия перевела взгляд на запачканную и мокрую одежду Мадлен.

– Ваша матушка придет в ужас, если вы явитесь к ней в таком виде. – Помедлив, она предложила: – Мы можем заехать ко мне, и моя горничная почистит вашу одежду. По крайней мере я сумею хоть чем-то отплатить вам за приятную беседу.

Мадлен смущенно оглядела собственное монашеское облачение. От усталости у нее слипались глаза. Встретиться с матерью часом раньше или позже – какая разница?

– Похоже, у меня нет выбора.

Оделия сверкнула ослепительной улыбкой:

– Вот именно! И за это я обещаю вам чудесное чаепитие с сандвичами и пирожными.

Мадлен поудобнее устроилась на подушках, размышляя о том, какие таинственные повороты совершает жизнь. Благодаря тому что ее обвинили в воровстве, она обзавелась первой подругой в Лондоне.

– Скачи, мой лихой жеребец! О, ты меня убьешь! Я умираю! Умираю!

Пока мы с моей воодушевленной спутницей приближали сладкий миг слаженными движениями соединенных тел, я нежно ласкал ее налитые груди – этот прием зачастую помогает усилить пыл женщин, привыкших к самым интимным ласкам, – и мчался верхом на ней к естественному удовлетворению наших желаний.

Прием сработал, ибо, достигнув наивысшей точки блаженства, она выкрикнула:

– Милорд, вы пронзите меня насквозь своим могучим копьем!

По прошествии некоторого времени, отстранившись от ее совершенной в своей пышности фигуры, я улегся на спину, расслабив тело, влажное от эликсира взаимного наслаждения.

Спустя несколько минут наши сердца забились ровнее. Я сделал несколько записей, воспользовавшись ее восхитительными округлостями в качестве импровизированного письменного стола.

Несмотря на усталость, служение науке требовало, чтобы я подробно запечатлел события минут беспамятства. Я отметил, как вспыхнуло ее лицо, как исказился рот в стонах страсти. Приподнимаясь, я обратил внимание на то, как яркий румянец преобразил ее бледную грудь в розовые холмы, увенчанные тугими рубиновыми бутонами.

Все эти признаки характерны для любой женщины, обладающей страстной натурой, будь она горничной или герцогиней. Голос, слова, движения, вздохи, стоны и женственный сок любви могут быть обманчивы. Но набухшие соски и «румянец любви» – неопровержимые свидетельства женского возбуждения.

Прилежно водя пером во славу науки, я припомнил совет моей бывшей возлюбленной почаще награждать женщин мимолетными ласками губ или рук. Наставница пояснила, что этот способ неведом мужчинам, за исключением нескольких законченных повес или чувственных натур. А жаль, ведь подобные ласки способны распалить партнера и привести к самым удивительным последствиям. Умному достаточно!

Когда я отложил перо, леди Икс повернулась ко мне лицом, выставляя напоказ роскошное тело, и спросила:

– Я сумела доставить вам удовольствие, милорд?

– Разумеется, cara mia, – любезно отозвался я, радуясь возможности высказать вслух истину. Столь пылкого участия в моих экспериментах еще никто не принимал. Однако в ту минуту чрезмерная откровенность была неуместна. – Я восхищен!

Она мило улыбнулась и дотронулась пухлыми губками до моего подбородка, черные кудри каскадом обрушились на мою нагую грудь.

– Слухи верны: вы и вправду великолепны. – Протянув дерзкий пальчик, она коснулась моих чресел. – Скажите, неужели ваша выносливость не уступает вашей красоте?

Со смелостью куртизанки она принялась поглаживать предмет своих желаний и вскоре привела его в любезное ей состояние. Но на этом она не успокоилась. Убедившись в твердости моего копья, она склонила кудрявую голову и без смущения обхватила его губками.

Когда страсть была готова взорвать меня изнутри, она приподнялась на локте и посмотрела мне в глаза.

– Пожалуй, милорд, вашему жеребцу можно найти и другое применение. Не хотите ли вновь устроить скачку по моим холмам?

Улыбаясь с уверенностью истинной обольстительницы, она заключила меня в чувственные и продолжительные объятия.

Утехам мы предавались до рассвета, пока первые розоватые лучи не оживили лиловый бархат небес. Час спустя я улегся в свою постель – обессиленный, но удовлетворенный.

Достопочтенный Питер Элиотт, младший брат виконта Пристли, отложил жадно прочитанную рукопись.

– Браво! Великолепное развлечение, д’Арси!

Вытащив тонкий льняной платок из-за кружевной манжеты, он вытер лоснящееся от пота лицо. Несмотря на то что ужин проходил в отдельном кабинете «Уайтса», [9]Питер чувствовал себя так, словно за ним пристально наблюдало десятка два глаз.

Конечно, во всем виновата непристойная рукопись. Недвусмысленные намеки не на шутку распалили его.

– Черт! – пробормотал он сквозь зубы. – Скабрезная история. – Он украдкой бросил взгляд на лежащие перед ним страницы. – «Скачка среди холмов», подумать только! Скажите, д’Арси, это выражение вы и вправду услышали из уст той дамы?

– Да, но слегка облагородил его. – Насмешливо поблескивая бирюзовыми глазами, Себастьян д’Арси, маркиз Брекон, чувствовал себя совершенно непринужденно, вертя в длинных пальцах послеобеденный бокал кларета. – Признаюсь, поскольку и я участвовал в эксперименте, мне было нелегко сохранить ясность мыслей.

– Еще бы! – Элиотт расхохотался, пытаясь скрыть неловкость. Он был едва знаком с д’Арси и не понимал, почему маркиз предпочел показать рукопись именно ему. Элиотт вращался в другом кругу. – Польщен, весьма польщен, – непрестанно бормотал он, слегка захмелев.

Себастьян пил весь вечер не переставая, но неумеренные возлияния никак не сказывались на его внешности. Он был обаятелен и невозмутим. Синие глаза с зеленоватым отливом с нескрываемой насмешкой взирали на мир, который Себастьян не принимал всерьез. Мягкие темные кудри, падающие на высокий лоб, придавали ему вид юноши, заставляя забыть о богатом и зачастую суровом жизненном опыте двадцати восьми лет. Судя по костюму изысканного покроя, сочетающему бархатный сюртук цвета кларета с вышитым золотой нитью голубым жилетом, несведущий человек мог бы принять его за иностранца. А близкий друг в очередной раз убедился бы, что Себастьян д’Арси – редкостный сибарит и законченный дилетант.