Давид Робитов - Крестом и мечом

– Ступайте торжественно и мягко,– наставлял палатин, ведущий Феофано и ее подруг.

Под аккомпанемент органов канторы запели:

«Собрала я цветы в поле и поспешила в свадебный чертог.

Видела я солнце на золотом брачном ложе;

Все благословляет желанный союз.

Пусть радость будет союзником их ослепительной красоты,

Пусть они видят розы и красоту, подобную розам.

Пусть радость сияет над золотой четой!»

Под их пение Феофано и ее подруги вошли в царскую ложу. Как только они повернулись в сторону ипподрома, пение и музыка смолкли.

Музыканты с кимвалами забарабанили торжественный марш. Роман отсалютовал Феофано, и его кавалькада, под приветственные крики трибун покинула ипподром. Они направились к магистру Никифору, который на правах брата предоставил свой дворец, символизирующий дом невесты. Там на женской половине во главе пиршественного стола восседала Цира Каратер – мать Анастасии, а на мужской – ее названный брат Никифор Фока.

Между тем на ипподроме вновь зазвучали органы. Первыми в ворота стали въезжать кавалькады столичных вельмож. За ними шли колонны слуг несущих дары. За византийскими вельможами следовали вельможи зарубежных делегаций. А уже за вельможами выстраивались в очередь колонны с дарами от многочисленных делегаций ремесленных цехов и торговых объединений.

Пройдя под приветственные крики трибун весь ипподром, делегация останавливалась возле ложи Феофано. Перед молодой цесарицей, еще не родившей наследника престола, праскинесис с касанием лица земли, делать было не положено. Поэтому вельможи, приветствовавшие Феофано, ограничивались преклонением в виде простого поклона.

Затем в ее сторону произносились поздравления, а под трибуной слуги складывали дары.

После торжественных славословий дворцовые палатины, как неутомимые муравьи, отрабатывали все по заранее отрепетированному сценарию. Часть из них принимала дары и уносила их в отведенное место. Другие отводили гостей в переход соединяющий ипподром с дворцовым комплексом царской семьи. Там в Скилах, башне перехода между дворцом Юстинана и ипподромом, гостей разделяли. Женщин провожали в триклин Юстиниана, где их принимала вассилиса Елена. Мужчин провожали в триклин Вуколеона, где усаживали за пиршественный стол, во главе которого восседал базилевс Константин Багрянородный. В Византии все церковные торжества и церемонии сопровождались пиршествами. Пьянство в Константинополе было широко распространено.

Одной из первых иностранных делегаций Феофано поздравили посланцы Марзубана Мусафарида, эмира Ардебиля. Возглавлял делегацию младший сын эмира Ибрахим. Рыжеволосый и голубоглазый красавец, как и его отец. Он подарил новобрачным гнедого коня знаменитой нисейской породы и белых кобылиц.

– Луноликая Феофано, да явит всемогущий Аллах свою милость тебе и твоему потомству. Позволь с братской любовью преподнести тебе шкатулку самоцветов, которые меркнут по сравнению с твоей красотой. И этих великолепных коней из горной долины, достойных тебя и твоего избранника. И еще от имени эмира Ардебиля Марзубана позволь передать нижайший поклон твоей несравненной матушке, которая сумела вырастить такой редкий цветок неземной красоты. Пусть она живет в радости и спокойствии, позабыв былые обиды, – завершил свою речь Ибрахим, приложив руку ко лбу, устам и сердцу.

То, что окружающие придворные приняли за восточное славословие, имело для Анастасии вполне определенный смысл. Они оба с Ибрахимом знали, что она его сестра по отцу. И, что самое главное, эмир Марзубан не станет больше преследовать ее непокорную мать и посылать наемников, чтобы силой вернуть к себе.

В свое отведенное церемониалом время к ложе, где Феофано принимала поздравления, подъехала делегация морских гвардейцев. Возглавлял ее наварх и патрикий Василий Гексамилит. Их остановили на установленном расстоянии. Василий спешился и поклонился цесарице. По его знаку слуги вынесли и поставили перед трибуной золотую и серебряную утварь в сундуках, а также ларцы с дорогими украшениями, добытыми в морском сражении.

После ритуальных приветствий патрикий Василий сказал:

– Цесарица, прекрасная Феофано, разреши исполнить обещание, данное павшему в сражении воину. – С этими словами он вынул из кармана и протянул на ладони медальон с изображением Медузы Горгоны.

– Капитан одного вспомогательного судна федератов, очень храбрый человек, просил перед смертью вручить тебе этот свадебный подарок.

По знаку Анастасии палатин принял медальон из руки Василия, уложил подарок на серебряный поднос, поднялся в ложу и с поклоном поднес к ней.

– Странный подарок, – зашептали подруги, взглянув на ужасную Горгону.

– Как звали этого храбреца? – Спросила Анастасия.

– Германарик,– ответил Василий.

– Не припоминаю…. – Анастасия пристальней взглянула на медальон, и вдруг, словно озарение нашло на нее. Дом, отец, испуганная девочка прячется в церкви и пираты…. Два года назад. Боже! Как давно это было.

– Рыжий Эрман, – припомнила Анастасия и с грустью улыбнулась. Она без боязни взяла медальон и повесила себе на грудь. – Благодарю тебя Василий. Вечная слава конунгу Эрману.

Пиршественный стол ломился от яств. Стольник, смотритель царского стола, внимательно следил, чтобы у гостей были полные тарелки и не иссякали кубки. Некоторые гости разбавляли вино ключевой водой, а некоторые вину предпочитали подслащенную воду или свежий фруктовый сок.

Периодически палатины вводили в пиршественный зал и усаживали за столы новых гостей. Заздравные тосты и славословия следовали один за другим.

– Слава басилевсу над базилевсами! Слава «царю царей» Константину!

К базилевсу подошел паракимомен Василий и что-то зашептал ему на ухо.

Выслушав его, Константин поднял руку, призывая присутствующих к тишине.

– Не менее ценный подарок новобрачным преподнес, патрикий и наварх императорского флота Василий Гексамелит. Пока мы готовились к свадьбе, он умудрился сжечь многократно превосходящий его числом кораблей флот эмира Тарса, вторгшегося в наши пределы. Послушаем его рассказ.

Собравшиеся сначала загалдели, затем все умолкли, и взоры сошлись на слегка смутившемся Василии, которого палатины ввели в триклин. Оглядев собравшихся и увидев любопытные взоры, Василий поклонился в сторону базилевса и начал свой рассказ о морском сражении.

Новость действительно была неожиданная и поражающая воображение, это было видно по напряженным позам иноземных послов.

– А захваченных в сражении кади и других пиратских начальников, я привез на суд в Царский город,– закончил Василий. Палата взорвалась аплодисментами и выкриками: «Браво! Слава! Молодец!». Когда накал эмоции спал, Константин снова призвал к тишине: