Роксана Гедеон - Великий страх

Мне показалось, что какая-то темная тень перемахнула через балкон, промелькнула за окном. Испуганная, я вскочила на ноги, пребывая в уверенности, что это мне не померещилось. Занавески откинулись, и на пороге балкона появился граф д'Артуа.

– Вы? – проговорила я пораженно.

Принц был в темном плаще, простом вишневом камзоле, украшенном лишь брабантскими кружевами, парике и шляпе. Мне показалось, он что-то скрывает под плащом.

– Что это за появление? И почему таким способом?

– О свидании мы договорились, не так ли? Так что удивляться нечему, принцесса. А что касается способа, то влезть на балкон пока еще не составляет для меня труда.

– Ну и зачем вы все это устроили?

– А вы хотите, чтобы завтра моему тестю Виктору Амедею сообщили о том, что я нанес визит самой прелестной золотоволосой вдове во всем его королевстве?

– Вы пытаетесь польстить мне, монсеньор; предупреждаю вас, у вас ничего не получится. Сегодня я не расположена принимать вас.

– Вот как? Разве вы стали доброй католичкой и папа выпустил новую буллу против адюльтера?

Я не могла сдержать улыбки.

– Нет, я не ударилась в религию, успокойтесь. Но сегодня у меня скверное настроение и…

– Ах, я так и знал. Именно поэтому я целых два часа провел у одного ювелира в Милане, выбирая для вас подарок. Уверен, он заставит вас расцвести от радости.

– Вы льстили мне, монсеньор, теперь пытаетесь подкупить – я вижу все ваши уловки, так что берегитесь!

Не слушая меня, он распахнул плащ и с видом мага-фокусника водрузил на маленький столик изящный ларец красного дерева, инкрустированный перламутром.

– Ну? Взгляните! Я знаю, у вас есть одно такое огненно красное платье, вы очень хороши в нем. Эти украшения будут под стать и ему, и вам. Вы больше всего любите рубины, не так ли?

– Вы всегда навязываете мне свои мнения. Я не говорила вам, что люблю больше всего.

– Не старайтесь меня разочаровать. Взгляните сперва.

Я подняла крышку ларца. На темном бархате с живописной аккуратностью были разложены розового жемчуга нити для волос и десять оправленных в золото рубиновых подвесок. Рубины были прозрачно-алые, как капли крови, а золото добавляло им гиацинтового блеска. Посреди ярко сияла изящная рубиновая диадема, окруженная ореолом сверкающих бриллиантов. Сказочными огоньками отражалось в драгоценных камнях пламя свечей.

– Это великолепно, – проговорила я, затаив дыхание. – Но я не приму этого.

– Нет, примете. И попробуйте только не принять!

– Вы, кажется, мне угрожаете? – высокомерно спросила я.

– Да, черт побери, угрожаю. Что это еще за новости? По дороге из Вены я нарочно поехал в Милан, пробыл там несколько дней, два часа выбирал для вас подарок, а теперь вы мне заявляете, что все напрасно! Кажется, моя дорогая, вы забыли, что принцам крови не отказывают.

Подобных речей я не ожидала. Румянец вспыхнул у меня на щеках.

– Мне кажется, принц, это вы забыли, что стоит мне взяться за звонок, и сюда сбегутся слуги.

– Вот что я сделаю с вашим звонком.

Прежде чем я успела что-либо сообразить, граф схватил со стола серебряный звонок и вышвырнул его за балкон. Я слышала, как он жалобно звякнул где-то в кустах жимолости.

– Сейчас то же самое произойдет с вашим подарком, – пообещала я, дрожа от гнева. Подобное поведение мне не нравилось. Я никак не желала возвращаться к тем временам, когда кто-либо мог навязывать мне свою волю. Более того, мне всегда было не по вкусу, когда кто-то распоряжался в моем доме, как в своем собственном.

Граф д'Артуа, кажется, сам понял, что зашел слишком далеко. Он подошел ближе, почти насильно завладел моей рукой и весьма нежно поднес ее к губам.

– Давайте заключим перемирие. К чему нам ссориться? Я признаю, что вел себя очень скверно. Удовлетворяет ли вас мое раскаяние?

Я мрачно молчала, подозревая, что это очередная уловка. Ему невыгодно идти со мной на прямое столкновение, ведь он знает, что я упряма. Погасив ссору, ему легче будет влиять на меня. Ведь я знала, зачем он явился. Уж насчет этого у меня не было ни малейших сомнений.

– Прежде вам следует чуть умерить тон, – сказала я холодно. – Во-первых, громкие голоса всегда меня утомляли, во-вторых, вы можете потревожить слуг и моего мальчика.

– Мальчика?

Граф стоял сзади, его дыхание касалось моих распущенных белокурых волос. Его руки скользнули у меня под локтями, мягко сжали талию.

– Моя прелесть, можешь ли ты мне в конце концов сказать правду?

– Я никогда вам не лгала.

– Хотел бы я быть в этом уверенным… Ну, так как же было на самом деле? Этот ребенок – он мой или не мой?

Решительным движением я высвободилась из его объятий.

– Мне кажется, вы заходите слишком далеко, подозревая меня именно в такой лжи!

Этот гневный порыв получился у меня таким быстрым и естественным, что лучше не сыграла бы и актриса.

– И все же я хотел бы услышать ответ.

– Я уже все сказала вам.

– Будь я проклят, это было что угодно, только не ответ!

– Вы забываете, кто я, полагая, что я унижусь до объяснений. Принцесса де ла Тремуйль не нуждается в том, чтобы ей верили.

– Стало быть, вы утверждаете, что именно я – отец вашего ребенка?

Холодно и невозмутимо я смотрела на него, скрывая под внешним спокойствием множество сомнений. А нужно ли лгать? Что это дает? Сейчас граф д'Артуа – эмигрант, изгнанник. Но в то же время для Жанно гораздо почетнее иметь отцом именно его, а не какого-нибудь провинциального виконта, одно имя которого заставляет меня вспыхивать от стыда и гнева.

– Да, я утверждаю это. Он такой же ваш сын, как и те, что нынче носят громкие титулы герцогов Ангулемского и Беррийского.

Он вроде бы поверил мне, но, кажется, не до конца. Настаивать я не стала, не желая возбуждать подозрений. Пусть граф д'Артуа видит, что я ничего не требую, что мое признание не находится в прямой зависимости с желанием получить какую-то выгоду.

– Дорогая, если вы сказали мне правду, будьте уверены, что я не забуду этого ребенка. – Я недоверчиво улыбнулась. – Разумеется, вы мне не верите. Но я не люблю своих детей – тех, что подарила мне моя драгоценная супруга. Ребенок от такой женщины, как вы, – это нечто иное.

– Да у вас целая куча внебрачных детей. Достаточно вспомнить прелестную юную молочницу из Сен-Дени – у нее, кажется, целых пятеро.

– Глупо напоминать мне о молочнице. Пьеретта – не принцесса, и ей я не дарил рубиновых гарнитуров.

Он снова обнял меня, ласково прикоснулся губами к виску.

– Разве вы до сих пор не поняли? Я не могу сказать, что люблю вас, но я почти люблю.

– Очень лестно! – заметила я насмешливо.

– Я не люблю громких слов, мне кажется, что, произнося их, человек становится смешным. Но ради вас я готов пойти даже на эту жертву, – продолжал он улыбаясь. – Вы никогда не были для меня случайным эпизодом. Вспомните ваш первый год в Версале – я вел себя из-за вас как безумный. Я действовал так, как это бывает в романах. Как Ловелас для Клариссы, я искал для вас снотворное, я строил козни и коварные заговоры, я отказался даже от Дианы де Полиньяк – а заполучить ее, поверьте, было куда легче.